Где найдешь, где потеряешь…
Шрифт:
– Можно? – кивнула она на стул.
Старичок ничего не ответил, и Анфиса, сняв довольно тяжелую коробку со стула, села на него.
– Мне нужен Николай, – начала она объяснять старичку. – Он ваш родственник или сын?
– Еще чего, – возмутился старичок. – Братана сынок.
Развязное слово «братан», приобретшее в последнее время явно криминальный оттенок, было странно слышать из уст старика.
– А где он живет? – настаивала она.
– Братан-то? – Неожиданно старичок захихикал. – Братан-то мой живет на кладбище.
– А, – только и ответила Анфиса.
–
Анфиса же уже догадалась, что не на месте, ей стало и жаль старика, и в тот же момент жутко. Но все же жалость взяла верх, и она, вспомнив, что по дороге купила бананов, полезла в пакет и, отломив один от ветки, протянула старику.
– Нате съешьте…
Старик взял банан и удивленно покрутил его в руке. Анфиса догадалась, что он то ли раньше их никогда не ел, то ли забыл,что это такое. Взяв банан обратно, она очистила от кожуры и вернула старику.
– Ешьте, теперь можно, – сказала она, кивнув в подтверждение, чтобы он лучше ее понял.
Старик ее послушал и откусил. Первый раз очень нерешительно, но потом уже с удовольствием зачавкал бананом.
– Сладко, гостинец, мягкое… – довольно сказал он, когда покончил с бананом.
– А Николай где живет? – вновь приступила к расспросу Анфиса.
– Не знаю и никогда не знал. Колька-засранец, когда ему нужно, сам приезжает, – ответил старик.
Анфиса сразу поняла, что он говорит правду. Ему действительно ни к чему знать про своего племянника, он живет жизнью старого больного человека.
– Мне сказали, что он после лечения заезжал к вам…
– После дурдома-то был. Конечно, помню. – Старик захихикал.
– Вы знаете, что он там был? – удивилась Анфиса.
– Конечно. – Старик вновь захихикал. – А мы все там были: и папанька наш, и я, и братан мой… Только Колька-поганец, ишь ты, решил природу перехитрить… Не пациентом, а врачом стать. Да не тут-то было. Она, – он поднял многозначительно палец вверх, – свое все равно возьмет. От нее не убежишь… Так что Колька тоже был.
Говорил он в этот момент абсолютно здраво, как будто рассудок к нему вернулся. Даже ощупывать себя перестал.
– А где он сейчас работает, знаете? – Анфиса не надеялась получить ответ, но все же спросила.
– Конечно. Я работал, братан работал, и Колька работает. А почему ему не работать? – вдруг спросил он.
– А где – он вам не говорил? – спросила Анфиса.
– В морге, покойников режет, хи-хи, – старичок перекривился. – Берет и режет. Берет и режет… Вот так, – он взмахнул рукой, и Анфиса резко отпрянула. Во угодила в квартиру!
– Патологоанатом? – спросила она.
– Ага. Анатом. Берет и режет. Покойников. А может, и не только покойников… – он многозначительно замолчал.
Анфиса уставилась на него.
– А чего, – пожал плечами старик. – Ему нравится резать, да. А иначе чего… Хи-хи… Берет и режет…
Рассудок вновь оставил стариками его руки запрыгали по телу.
– А денежку дашь? – спросил он Анфису.
– Дам, конечно. – От последних его слов Анфисе стало совсем не по себе. Она решила, что делать здесь больше нечего, пора уходить. Достав связку бананов,
она их все очистила и, найдя в куче барахла старую газету, сложила на нее бананы.– Это ешьте, – показала она старику.
– Вкусное, гостинец, мягкое… – повторил он и сразу же стал жевать банан. – А денежку дашь?
Анфиса достала из кошелька бумажную купюру и протянула старику.
Он отрицательно замотал головой.
– Это не денежка, денежка звенит, – недовольно произнес он, считая, что поймал ее на обмане.
Анфиса поняла его и быстро выгребла все монетки, что были у нее в кошельке, протянув старику. Он с удовольствием взял, сложил две ладошки вместе и позвенел монетками. Убедившись, что это действительно денежки, довольно улыбнулся.
– До свидания, – сказала Анфиса, открывая дверь. Ей хотелось побыстрее уйти из этой квартиры. Чувство страха, жалости и почему-то стыда за всех нормальных людей перед этим, живущим в таких нечеловеческих условиях сумасшедшим стариком перемещались в ней.
– Приходи еще, – сказал он ей на прощание.
Анфиса не могла ждать лифт, она быстро спускалась вниз по ступенькам. На пятом этаже вынуждена была остановиться, вдруг закружилась голова, и она почувствовала, что может вновь упасть в обморок. «Бессонная ночь сказалась», – подумала она. Головокружение прошло, и она уже спокойно дошла до первого этажа.
На улице у подъезда она остановилась, чтобы успокоиться окончательно, вдохнула свежего воздуха, но запах тления никак не покидал ее…
В подъезде за ее спиной хлопнула дверь, Анфиса обернулась, но оттуда никто не вышел… «Странно, – подумала она. – Хлопнула… но ведь никто и не шел в подъезд…» – Не придав этому значения, она поспешила к метро.
– Идиотка! – орал Штырь. – Ты что из подъезда-то высунулась?! Засыпать все дело хочешь?
– Я думала, что она уже пошла к метро. Откуда я знала, что она там как столб торчит, – оправдывалась Катька.
Условные звонки в дверь оторвали Штыря от базара с Катькой.
– Иди открой! Да посмотри, кто там, – приказал он девице.
– Так условный же, – Катерина криво улыбнулась. И так уже заведенный Штырь этого стерпеть не мог, Катерина тут же поплатилась за свою нахальную улыбку, получив звонкую пощечину.
– Ну ты че., больно же, – заныла она, схватясь за щеку, но тут же встала и пошла в прихожую. Через минуту вернулась в сопровождении Степана.
– Ну? – зло спросил Штырь.
– Что ну? Смылся Сидоренко-то. Правильно эта курва сказала, – он кивнул на Катьку.
– Ну ты, не очень-то наезжай… – взвилась обиженная Катерина, от Степана она таких вольностей терпеть была не намерена. Он всего лишь пешка Штыря, а она как-никак его любовница.
Но никто не обратил на ее слова внимания, и Степан продолжал докладывать внимательно слушающему Штырю:
– Точно, она туда ездила его искать, а он слинял… Я же говорил, его пасти нужно было… А ты вce – ее, ее… – Степан был зол, а злость придавала ему уверенности в своей правоте. – Теперь и он смотался. Сначала Антон, а теперь и он… Во, – он выставил Штырю руку со сложенной из пальцев фигой, – нам показал, понял!