Гиппогриф Его Величества

— Как они понимают, кого бить? — прозвучало с их стороны.

— Откуда мне знать? Не до этого сейчас. Надо отступить, пока всех нас не перебили!

Калеба вдруг осенило, и он вскочил в седло.

— Знаки отличия, — воскликнул он и стал срывать с себя погоны. — Это единственное, на что они могут ориентироваться.

«Повезло, что отец не верил в меня настолько, чтобы дать высокое звание…» — не произнес он.

Калеб окинул взглядом поле боя, утонувшее в хаосе, и крепче сжал поводья. Бойцы беспорядочно бежали, застигнутые врасплох внезапной атакой, и бросали оружие. Они лишились лидеров, которые могли успокоить их и воодушевить, а потому сполна отдались страху. Отовсюду слышались крики и топот лошадей. Многие падали, не сумев совладать с бушующим потоком, и их затаптывали, не замечая хруста костей. Кровь полилась рекой, и грустно было от того, что сотни жизней обрывались не вражеским мечом, а стальными сапогами паники. Калебу и самому было тяжело сохранить самообладание. Он всё ещё не верил, что император погиб, пусть в кармане мундира лежали брошь и перстень, но знал, что должен что-то сделать. Остановить бойцов. Вернуть их в наступление.

Прервать позорное бегство.

— Стойте! — прокричал он, ударяя коня по бокам так, что он встал на дыбы и громко заржал. — Бой не окончен! Не сметь отступать!

Голос затерялся в шуме и не достиг бойцов. Даже те, кто услышал его, торопливо отводили взгляд и продолжали бежать.

— Я приказываю вам остановиться и сражаться во имя империи!

Калеб вскинул меч, направляя его на полуразрушенный город, однако вспыхнувшее в паре метров заклинание заставило его вздрогнуть. Он рефлекторно обернулся, чтобы увидеть ещё один пепельный след от офицера, который несколько секунд назад стоял рядом. Сердце замерло.

— Враг почти повержен, мы не можем упустить такой шанс! — прокричал он, срывая голос.

Однако никто не остановился. Черные тучи заволокли небо, скрывая солнце, а холодный ветер пронзил разгоряченное тело. Сырой, гнилостный запах ударил в нос, а на языке появился горький привкус поражения. Блистательная победа, точно золотой песок, просыпалась между пальцами, ускользая. Наводящая ужас армия империи трусливо бежала с поля боя, и её гнали искалеченные, изнеможённые бойцы Рипсалиса. Позор. Кошмарный сон императорской семьи.

— Ваше Высочество, нужно уходить, — позвали его торопливо. — Мы уже ничего не можем сделать.

Калеб сжал зубы, бросив взгляд на непокорный город, и повернул коня. Он поскакал вслед за бойцами, не обращая внимания на дождь, обрушившийся с неба, и кружащих среди туч птиц. Мимо свистели стрелы, а с боков то и дело появлялись вспышки, мгновенно обрывающие жизни. Под ногами чавкало не то от крови, не то от ливня, и Калеб не решался опустить туда взгляд, боясь увидеть растоптанные тела. Перед глазами до сих пор стояла картина пепла и белых перьев, окрасившихся в багровый. Карман жгло и, казалось, он весил больше, чем все лошади в армии вместе взятые. Хотелось выбросить перстень, ведь император не мог оставить их. Корнелиус Непобедимый не мог проиграть. Отец не мог умереть…

Мучимый горем, Калеб мчался вперед до тех пор, пока Рипсалис ни остался далеко позади, а перед ним ни вырос военный лагерь. Точно попав домой — в безопасность и спокойствие, — бойцы начали замедляться и приходить в себя. Они в полном ошеломлении начинали оглядываться, искать друг друга, проверять оружие и неловко топтаться, выискивая взглядом старших. Б?льшая часть из них напоминала виноватый детей, которые ослушались взрослых и теперь ждали наказания. Когда Калеб въехал в лагерь, его окружили со всех сторон взволнованные люди, стыдливо опускающие глаза. Они были изранены, их одежда местами была порвана, а лица — измазаны в грязи. Жалкое зрелище.

— На хлеб и воду всех, — приказал он, не спешиваясь, и обвел их холодным взглядом. — Зачинщиков паники в карцер. Всем остальным — занять свои позиции. Следить за лагерем день и ночь. Того, кто ослушается, я казню лично.

— Ваше Высочество, — несмело позвал один из бойцов, мужчина лет сорока. — Это правда, что Его Императорское Величество, он…

Мужчина осекся, не закончив фразу, и взглянул на него так, будто ждал, что сейчас ему снесут голову за дерзость. Калеб с ожесточившимся лицом достал из кармана перстень и надел его на палец. Среди бойцов пронеслась череда шепотков и пораженных вдохов.

— Так это правда!

— Я не поверил глазам, а зря…

— Что же теперь будет?

Калеб прервал их. Он вскинул подбородок и распрямил плечи, крепко сжав поводья рукой. Лошадь под ним нервно переступила и всхрапнула. Его голос, твердый и решительный, не дрогнул, когда он громко сказал:

— Император Корнелиус погиб. С этого момента вы все подчиняетесь мне, как его прямому наследнику и первому претенденту на престол. Несогласным сделать шаг вперед.

Никто не пошевелился.

— Славно, — холодно кивнул Калеб, одаривая бойцов внимательным взглядом. — А теперь разойтись. Я буду в главном шатре.

Он ударил коня по бокам, и ему тут же освободили проход, таращась вслед. Шепотки и пристальные взгляды сопровождали его до тех пор, пока он ни скрылся в шатре. Шатре, что ещё несколько часов назад принадлежал отцу. Помощники увели коня в стойло и взяли на себя заботу о лагере, за что Калеб в душе был им благодарен. Теперь, когда император погиб и он стал его заменой, все приближенные к нему люди поднялись в ранге. Это позволило им беспрепятственно отдавать приказы, действуя от его имени, а также подсчитывать потери и ресурсы. Делать то, на что Калеб сейчас не был способен.

Он взглянул на перстень, насмешливо сверкающий во вспышках молний, оглядел убранство шатра, перевел взгляд на лежащую на столе карту. Ярость поднялась из глубин души, точно лава в вулкане. Калеб сорвал с пальца перстень и швырнул вперед, не позволив себе закричать. Он только рухнул на колени, сжимая голову руками, и мысленно тысячу раз проклял отца, погибшего так глупо и внезапно. Как он мог умереть? Почему оставил его? Зачем взвалил на него империю? Он ведь собирался жить ещё лет пятьдесят и не передавать ответственность так скоро! Что Калебу делать теперь? Как быть? Каким образом вести себя с подданными?

Хотелось кричать. Мир рухнул, и это было худшим способом отметить шестнадцатый день рождения. Отец хотел подарить ему победу, а в итоге преподнес смерть.

— Ваше Величество, — раздался через какое-то время голос помощника. — Прошу прощения, но мы собрали выживших капитанов и офицеров. Вы примете их?

Калеб поднялся и глубоко вдохнул, взглядом найдя перстень. Снаружи разбушевался ливень, и то и дело слышались раскаты грома. Вспышки молний отбрасывали причудливые тени.

— Да, — ровно сказал он, надевая перстень. — Пусть войдут.

Калеб занял место отца — огромное, неудобное кресло, слишком роскошное для него, и окинул взглядом вошедших. Ему предстояло взять на себя роль императора, пусть тот покинул их совсем недавно. Он знал, что в глазах умудренных опытом бойцов выглядит желторотым птенцом, но не собирался давать слабину. Жизнь в качестве наследника с малых лет научила тому, что нельзя показывать робость или смущение — иначе заклюют. Уничтожат. Растопчут. Вчерашние союзники могут стать врагами, родные люди — соперниками. Никогда не знаешь, откуда прилетит отравленная стрела или когда в бок вонзится кинжал. Даже когда он был наследником, на него не единожды совершались покушения, а потому он прекрасно понимал, что теперь ступает на ещё более опасную тропу.