Гиппогриф Его Величества

Хрустнула ветка. Александр резко обернулся и столкнулся взглядом с Калебом, который неслышно подобрался вплотную. Сердце ухнуло в желудок. Александр замер, точно вор, пойманный на месте кражи, и растерялся, не зная, что делать. На несколько мгновений всё поглотила тишина, и лес затаился, наблюдая. Ночные насекомые смолкли, а лунные лучи не сумели пробиться сквозь плотную завесу листвы, чтобы осветить неожиданную встречу. Молчание затягивалось. С трудом, точно продираясь сквозь толщу воды, Калеб выдавил:

— Бланш?

На его лице отразилось страдание. Калеб всё понял и не нуждался в подтверждении, но попал в ловушку ошеломления, которое сковало по рукам и ногам. Он уставился на Александра, не моргая, и в его взгляде отразилась вся боль мира. Стало грустно. Тяжело. Александр попытался встать, чтобы всё объяснить, успокоить его, но после первого же движения рухнул на колени, не сумев совладать с новыми ощущениями. Тело двигалось неуклюже и рвано. Он слишком привык к животной ипостаси, поэтому требовалось время, чтобы вспомнить, как двигаться в человеческом обличье. Калеб дрогнул и торопливо шагнул к нему.

— Осторожнее, не торопись, — сказал он едва слышно и опустился рядом, поддерживая его. — Ты поранишься, если будешь так дергаться.

— Калеб, — выдавил Александр невнятно. — Я…

— Я знаю, что это ты, Бланш, — сказал Калеб, глядя на него с бурей эмоций в глазах. Там были и печаль, и злость, и надежда, и страх, и радость — всё, что только можно представить. — Чувствую это. Что случилось? Как ты стал человеком?

Александр попытался объяснить, но не получилось произнести ни слова. Язык путался, прилипал к нёбу, но отнюдь не из-за какого-то запрета Рассета, а потому что он, как оказалось, не умел говорить на местном наречии. Во втором мире использовали другой язык, и всех здесь он понимал интуитивно, а не анализировал каждое слово. Теперь, когда пришел черед отвечать, сформулировать даже самую примитивную фразу сходу не вышло. Ценой немалых усилий Александр сумел выдавить несколько слов:

— Рассет. Награда. Человек.

— Северный бог? — переспросил Калеб удивленно и нахмурился. — Ты видел его?

Александр кивнул.

— Искра. Элмонт. Задание.

Калеб замолчал, пытаясь понять, о чем он, и Александр хотел бы рассказать подробнее, но снова запутался в звуках и буквах. Разозлившись на неповоротливый язык и неожиданное препятствие, он попытался, как раньше, донести мысль безмолвно — просто передать Калебу всё, что было на душе. Тот замер на мгновение, точно прислушиваясь к чему-то, а затем медленно выдохнул, отпуская часть напряжения. Калеб взглянул на него иначе, более открыто и спокойно, и Александр понял, что его обрадовало. Связь осталась. Они по-прежнему чувствовали друг друга, как себя, и это стало лучшим доказательством, что он изменился только внешне, а душа осталась прежней.

— Так это ты был в темноте тогда? — пробормотал Калеб, и Александр кивнул. — Тебя направил Рассет, чтобы спасти меня? — Александр покачал головой, неопределенно махнув рукой. — Чтобы увидеть Элмонта? — он кивнул. — Но почему он сделал тебя человеком?

— Я. Просить, — ответил Александр, прижав руку к груди, и подкрепил слова безмолвным образом. — Я. Александр. Чужак.

Уголки губ Калеб опустились.

— Так все-таки была чужая душа, — сказал он с тяжестью в голосе. — Она появилась после ритуала? — Александр помотал головой и, не сумев подобрать нужных слов, снова мысленно передал ответ. Калеб несколько секунд осмысливал его, а затем вздохнул, качая головой. — Сложно поверить, что это случилось много лет назад, но у меня нет причин сомневаться. Эдгар давно изучал разумных зверей, и иногда я подслушивал его разговоры с отцом, когда он отчитывался об исследованиях.

Александр указал на себя, твердо сказав:

— Бланш. Внутри. Всегда.

Калеб смягчился, пусть до сих пор было видно, что его раздирало изнутри на части, и кивнул:

— Я знаю, — сказал он и позволил себе положить руку на плечо Александра. — Не беспокойся, я больше не оттолкну тебя.

Они замолчали на некоторое время, и вокруг зашуршал только лес, спокойный и величественный. Александр привыкал к человеческому облачению, которое разительно отличалось от ипостаси гиппогрифа, а Калеб, несмотря на последние слова, просто пытался принять случившееся. Его можно было понять. Он нежно любил Бланша — того слабого, болезненного гиппогрифа, о котором годами заботился, и не был готов увидеть его в новом амплуа. Это было невероятно. Пугающе. Но необратимо. Калеб понимал, что повернуть время вспять не выйдет, и через огромное внутреннее сопротивление старался свыкнуться с новым положением дел. Александр не торопил.

Его тоже захлестывали мысли и переживания. В частности, о дальнейшей судьбе и службе Рассету, который решил помочь умирающему миру, пусть пока сам не знал, каким образом. Александр не жалел, что принял предложение. Оно казалось лучшим выходом из положения, ведь возвращать его домой, в родного тело, никто не собирался, а покидать Калеба просто потому, что здесь становилось опасно, было низко и трусливо. Даже учитывая, что Александр не знал, к чему приведет такое решение, в душе поднималась решимость. Он хотел помочь местным. Теперь у него появилось человеческое тело, и осталось лишь обучиться языку.

— Калеб, — позвал Александр, и, когда тот обернулся, ткнул себя пальцем в грудь. — Учить говорить. Я. Ты. Общение. Поддержка.

Калеб уставился на него, пораженный, но затем медленно кивнул, немного посветлев лицом.

— Конечно, — сказал он и неловко похлопал его по плечу. — Я тебя всему научу. И позже выдам одежду, — он улыбнулся. — Нельзя ходить голым.

Александр закатил глаза, ухмыльнувшись, и сделал мысленную пометку показать Калебу, что социальные нормы для него знакомы и понятны, и нет нужды объяснять всё с нуля. Однако предложение найти одежду звучало заманчиво, но не только из-за этикета. Нежная человеческая кожа легко повреждалась в отличие от шкуры гиппогрифа. Босиком по лесу бегать не хотелось, и пара хороших ботинок пришлась бы кстати. Как и штаны. Ему определенно нужны были штаны.

— Уроки потом, — сказал Александр, обернувшись к лагерю. — Не время.

— Ты прав, — кивнул Калеб. — То, что ты научился обращаться в человека, удивительно, но едва ли народ будет готов к такому откровению. Лучше скроем всё и в нужный момент воспользуемся этим, как козырем. Согласен?

Возражений не последовало. Александр нахмурился, пытаясь превратиться обратно в гиппогрифа, и уже знакомое чувство выворачивания наизнанку прошлось по телу. Он вздрогнул и затряс головой, поднимаясь на лапы и становясь Бланшем. Снова потребовалось время, чтобы привыкнуть к телу, но уже не так много. Органы чувств обострились, мышцы напитались силой, а в сознании стала доминировать животная часть.

Калеб потрепал его по шее, выдыхая более свободно, и они вернулись в лагерь. Если кто-то заметил их отсутствие, то ничего не сказал. Лишь Глед задумчивым взглядом провел их, и стало понятно, что долго скрывать от него правду не выйдет. Впрочем, об этом следовало подумать позднее, после того, как они вернутся в столицу и поставят точку в противостоянии с Динаром. Хотели они или нет, в родных местах ждала новая битва, и её не получалось избежать.

Глава 24. Возвращение и дуэль

В столицу добрались спустя пять дней.

Во время пути Бланш замечал, что с каждым шагом и каждым оставленным позади городом или селением обстановка становится более напряженной. Люди перешептывались, сновали туда-сюда и с тревогой глядели на запад, где расположились силы королевства Драцена и Динара. Некоторые — закаленные в боях мужчины, земледельцы и даже молодые парни — поднимали оружие и просились присоединиться к грядущей битве. Они вверяли Калебу свои жизни, присягнув на верность после победы в Рипсалисе. Женщины помогали иначе — они давали еду, штопали одежду и устраивали солдат на ночлег. Видя такой прием, Бланш не мог не радоваться. Лед тронулся. Под знамена Калеба люди вставали добровольно, а не из-за приказа или долга.