Главная русская книга. О «Войне и мире» Л. Н. Толстого

Возникают и движения более сложные. Элен позволяет мужчинам «любоваться красотой своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины»: изгибистая траектория взора. Элен снизу, облокотив свою полную открытую руку на столик (в «Русском вестнике» был крупный план, как рука меняет форму «от давления на стол»), смотрит на оратора-виконта, тот смотрит на нее сверху. При этом Элен и себя оглядывает, вновь по изгибистой траектории: сама смотрит на руку, на грудь.

А вот визуальный образ «покойного дурака» Ипполита:

Глаза, нос, рот – все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение.

Два странных типа движения в одной фразе: лицо спазматизирует, а руки и ноги не могут найти себе места в пространстве. В советском фильме Ипполит в этой сцене беспорядочно вращает в руке хлыстик, едва не касаясь им разных частей тела Лизы; выглядит преувеличенно по-идиотски, но именно что-то такое Толстой и имел в виду. Заказывая художнику Башилову картинки к книжному изданию романа (эта затея не была доведена до конца), автор так комментировал соответствующий эскиз: «Портрет Ипполита прекрасен, но нельзя ли, подняв его верхнюю губу и больше задрав его ногу, сделать его более идиотом и карикатурнее?» (письмо Башилову от 4 апреля 1866-го).

Наконец, Ипполит неожиданно для всех вопрошает, не собирается ли виконт поведать историю о привидениях, и добавляет, что терпеть не может истории о привидениях. Виконт в ответ удивленно пожимает плечами: вверх-вниз.

Привидения! Пародийный, но все же ход в иные миры. Тут же упомянуты знаменитые панталоны Ипполита цвета cuisse de nymphe effrayee, бедра испуганной нимфы. Нимфа эта расположена там же, где привидения, в некой юмористической потусторонности. Стоит добавить еще, что Ипполит все время ни к селу ни к городу подносит к глазам лорнет, беспричинно меняет оптику.

В сумме все хаотично движется в разных плоскостях; такое движение логично фонтанирует конфликтами.

Сначала – конфликт, описанный виконтом: роковая встреча герцога Энгиенского с Наполеоном у актрисы m-lle Georges. Альковный анекдот, который мог завершиться уничтожением Наполеона: герцог его пожалел, а потом сам был казнен.

Следующий конфликт – первая попытка Пьера реализовать свою обоснованно заподозренную в нем Шерер несистемность. Пьер добрался до аббата, вступил с ним в пылкую дискуссию о европейском равновесии, тот завелся, пламенно возражает; эту горячую точку погасила Анна Павловна. Вкрутилась, спросила аббата о климате, он тут же забыл о народном праве, вспомнил о другом равновесии, светском, и пустился в любезности.

Дальше – явление князя Андрея, о котором мгновенно сообщается:

Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее.

В черновиках Андрей и Лиза Болконские являлись к м-ль Шерер вместе, но в книге автор их разделил. Андрей приходит, а жена уже вовсю символизирует здесь общество, представлена одним из столпов регламента. В начале главы она на пару с Элен руководит одним из кружков, переглядывается с Анной Павловной, удостоверяет правильность вращения веретен (с Элен м-ль Шерер также обмениваются подобным взором), а за кадром уже вписалась, видимо, в интригу с соединением Анатоля и Марьи. А князя Андрея от регламента тошнит, и он не замечает, что Лиза – столп вполне добродушный.

В «Русском вестнике» реакции князя Андрея еще грубее. После того как он отвернулся от жены, стояла не точка, а запятая, и князь думал по-французски: «Тебя только недоставало, чтобы вся эта компания совсем мне опротивела».

Еще конфликтный узел: отбытие кн. Василия и Элен на вечеринку английского посланника. Кукловоды продолжают утверждать свой статус. Анна Павловна только что предотвратила вспышку, проявила себя умелой водительницей «салона», а князь Василий, проигравший, как мы помним, второй раунд боя с Шерер в 1-1-I, вновь приподнимается на ступеньку повыше. Ибо лишь он и Элен уезжают на этот праздник.

В черновиках предполагалось, что уедут туда многие, – логично: здесь высший свет и там высший свет, круги должны пересекаться. Иначе выходит, что у Шерер собирается высший свет второй свежести, не удостоенный английского приглашения. Толстой грешит против этой логики. В «Русском вестнике» отец и дочь Курагины и вовсе уезжали, не дослушав виконта, прервав ради этого виконтов рассказ. Это возносило их особость на какой-то уже неприличный уровень, автор это купировал.

Там же, кстати, Элен выступала инициатором быстрейшего отбытия, торопила отца: это соответствует ее образу все время куда-то уходить, но было бы еще лишним в 1-1-III; князь Василий должен утверждаться в статусе кукловода сам. В конце главы подчеркнута его и Анны Павловны руководящая роль: князь просит Шерер образовать своего родственника, неотесанного медведя Пьера, который еще не знает правил большого света.

Вот сколько конфликтов, зреющих, набухающих… Под занавес главы Элен еще прошла красиво мимо Пьера и Андрея, «очень хороша», – сказал Андрей, «очень», – сказал Пьер: это тоже зерно конфликта, будущего. Оно пока не проросло, а проросшие и набухшие конфликты еще не лопаются.

В следующей главе, в 1-1-IV, точно ждем какого-нибудь взрыва.

(б)

Примерно в середине главы 1-1-III виконт Мортемар рассказывает анекдот о Наполеоне. Вот все, что мы узнаем:

Vicomte рассказал очень мило о том ходившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания с m-lle George, и что там он встретился с Бонапарте, пользовавшимся тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с герцогом, Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и находился во власти герцога, которою герцог не воспользовался, но что Бонапарте впоследствии за это-то великодушие и отмстил смертью герцогу.

Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.

Виконта в этом месте похвалили, он, «благодарно улыбнувшись, стал продолжать», но тут Анна Павловна как раз обнаружила, что Пьер подозрительно оживленно беседует с аббатом, и поспешила туда, и мы словно бы вместе с Анной Павловной пошли оттаскивать Пьера.

А когда вернулись, анекдот уже закончен, Лиза сообщает прибывшему мужу: «Какую историю нам рассказал виконт о m-lle Жорж и Бонапарте!» Князь Андрей, ясное дело, зажмуривается и отворачивается.

Здесь, конечно, интригует, что, когда Шерер отошла от виконта, мы тоже перестали слышать рассказ. Неужели в этой главе мы смотрим глазами (слышим ушами) А. П. Шерер?

В какой-то момент мы остались с Пьером и Андреем, слышим их разговор… Ну они же не шепчутся, Анна Павловна услышала-подслушала. Так может быть. Все сценки в 1-1-III устроены так, что могли бы быть увиденными-услышанными Анной Павловной. И взгляд сверху может принадлежать ей как метафигуре, как хозяйке пространства. И вот еще в самом начале: «Ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама». Но «ma tante» про tante кто может сказать? «Моя тетя». Это же тетя м-ль Шерер. Что же, повествование в 1-1-III сразу ведется от лица Анны Павловны?