Главное – любить

Что ещё за семейные тайны? Про брак и будущее у нас действительно разговоров не было, про любовь и подавно. Да и к чему они, если наш уговор с Корсаковым был рассчитан на три недели тест-драйва? И то весь этот цирк был затеян исключительно из-за спора. Как-то смешно было думать о чём-то серьёзном в этой ситуации. Да и я в отличие от Аринки никогда не ставила себе целью обязательно выйти замуж в ближайшее время, поэтому особого повода для грусти у меня не было. А любовь… пускай лучше проходит стороной, учитывая нашу с Корсаковым историю знакомства.

Саша едва заметно сжал мне плечи. Возможно, какие-то объяснения от него последуют потом, когда его отец соизволит покинуть наше общество.

— Кхе, м-да… Мы с его матерью изрядно подпортили Александру мнение о семейных узах, да сынок? — продолжил потешаться Корсаков-старший, накидываясь на телятину. И судя по скорости, с которой он уплетал блюда, тут не только Сёминой, тут мне ничего не светит, чтобы увести домой.

— Вам может кофе, чая? — на автомате рассеянно спрашиваю я, наблюдая как отец Саши с аппетитом уплетал так ненавистные ему итальянские блюда.

— Чай чёрный, три ложки сахара, как обычно, — кивнул в сторону сына Роман Викторович.

— Обойдёшься одной, — пробурчал Саша, отходя к чайнику, чтобы приготовить напиток. — Ты забыл, что тебе врач говорил?

— Заботливый тут нашёлся, понимаешь ли! Ну что, Лизавета, борщи ты значит варить не любишь и не умеешь. Чего ещё можешь интересного о себе рассказать? — неожиданно переключился на меня Корсаков-старший, и от его тона захотелось внутренне подобраться, выпрямить спину и отрапортовать по-военному всю информацию.

Александр третий с грохотом поставил стакан на столешницу:

— Пап! А можно как-то повежливее утолять своё любопытство?

— Саш, да всё нормально… А что вы хотите узнать?

— Где ж ты такую умницу-красавицу нашёл, а? — старший Корсаков проигнорировал мой вопрос и почему-то обратился сквозь меня к Саше. По тону было совершенно непонятно, про умницу-красавицу — это он с одобрением или с издёвкой?

«На улице», — чуть было не ляпнула я, но вовремя спохватилась. Звучало ничуть не лучше, чем занятие кексом. Хоть это и было правдой, познакомились мы действительно на улице. Пускай и благодаря спору. Но спросили Сашу, вот он пускай и выкручивается.

— Мы с Лизой познакомились на улице.

— Кхм, да ну? Интересно, интересно… Что решил внести разнообразие в свою жизнь? Поумнел, да? Кончились весёлые деньки! Вечеринки, модные дефиле со всякими шала…

— Ты что-то ещё хотел узнать? Спрашивай, — прерывает его Саша, вновь с грохотом ставя чашку с чаем на стол.

— И сколько же вам лет, Лизавета?

— Двадцать два.

— Ясно. Молодо зелено… Учишься, работаешь?

— Работаю. Менеджером по продажам рекламы, — с улыбкой отвечаю я, догадываясь что и эта информация не придется по душе отцу Александра третьего. Саша вновь занимает место охранника рядом со мной и приобнимает меня за плечи.

— Втюхиваешь значит рекламу? — усмехается мужчина, ожидаемо одаривая меня не самым тёплым взглядом.

— Нет, сейчас пользуются популярностью другой вид продаж.

— Она тебе при встрече что-то втюхала? — интересуется отец у Саши, полностью игнорируя мой ответ. А я не могу сдержать улыбки. Втюхала, ага. Историю о несуществующем ребенке и разводе.

— Нет, — лаконично ответил Саша, но довольно сурово. Меня так и подмывало обернуться и посмотреть на него, как он переносит этот перекрестный допрос. По прерывистому дыханию и напряжённым пальцам я могла лишь догадываться, что не слишком легко.

— Профессия, скажу я вам, никуда не годится для молодой девушки. Все это купи-продай, тьфу… А родители твои куда смотрят? Им твоя профессия нравится?

— У Лизы абсолютно нормальная профессия. Она — лучший менеджер в рекламном журнале и не вижу смысла обсуждать, кто что думает по этому поводу, — вступился Александр третий, полагая что подобные расспросы меня расстроят. А мне почему-то стало смешно. Есть у меня такое подозрение, что Корсаков-старший неплохо бы спелся с моими родными. Они, конечно, открыто меня не критиковали, но порой ворчали и о выбранной мной специальности историка, да и о текущей работе.

— Родители не в восторге, дед с бабушкой тоже. Но они рады, что я хотя бы не пошла работать по специальности и, как они говорят, «не считаю теперь копейки».

— А по специальности ты…

— Историк.

— Мда-а-а, — протянул Корсаков-старший. — Интересный…выбор. Боюсь спросить даже на чём он основан!

— Ну как говорил Цицерон, история — лучший учитель жизни, — усмехаюсь я, вспоминая одну из расхожих фраз, которыми нас снабжала куратор на курсе. Мол, запомните и отвечайте подобными фразами с максимально умным видом на всякие дурацкие вопросы. И вот надо же — пригодилось.

— Кхе, мда-а однако…, - задумчиво пробормотал Роман Викторович, поглаживая подбородок. Я опять никак не могла определить доволен ли он моими ответами, пребывает в шоке или сейчас нас ждет второй акт грозного ора. Возможно, допрос бы и продолжался дальше, но взглянув на часы на руке, Корсаков явно решил изменить свои планы. — Ну что ж, думаю, пора и честь знать!

С этими словами он выпивает залпом свой чай и резко встает со стула.

— Я тебя провожу, — кивает Саша, слегка поглаживая меня по плечу. И я воспринимаю это, как знак, что лучше остаться на месте.

И я в целом была этому рада. Нервное напряжение болезненно растеклось по всем мышцам, и я не уверена, что смогла бы достойно доковылять до прихожей перед взором Романа Викторовича. Этот разговор с Корсаковым-старшим отнял у меня больше сил, чем я думала. А вот сам Александр третий, вроде был не так уж и зол, как казалось вначале. В его глазах отчетливо видны всполохи веселья, которые ему никак не удавалось скрыть. Наверное, со стороны наш разговор с Романом Викторовичем смотрелся несколько комично. Или просто он рад, что отец наконец-то сваливает.

— До свидания! — я всё-таки приподнимаюсь из-за стола, но лишь, чтобы проводить взглядом удаляющуюся широкоплечую спину отца Саши.

— До скорой встречи, Елизавета, — обернулся напоследок мужчина и проворчал куда-то в сторону. — Если этот охламон, конечно, ничего не испортит!

А я опять не смогла сдержать улыбки от этой манеры. Ворчал Корсаков старший максимально громко, посвящая всех вокруг в свои мысли. И уж точно не испытывая никакого смущения или стеснения по этому поводу.