Глаза чужого мира (сборник)

Кугель издал возглас разочарования и поднял глаза к небу. Когда наконец он смог говорить, то задал вопрос:

— Когда вы намерены отправиться в путь?

— Завтра на рассвете, секунда в секунду. Очень сожалею, что мы лишены удовольствия путешествовать в вашем обществе.

— А уж я-то как сожалею, — буркнул Кугель.

Бедняга вернулся за свой стол и сел, понурившись. Через некоторое время он вошел в трактир, где в самом разгаре было сразу несколько карточных игр. Кугель несколько раз попытался присоединиться к игре, но неизменно получал отказ. В мрачном состоянии духа он подошел к стойке, где папаша Майер распаковывал ящик с глиняными бокалами. Кугель попытался завязать разговор, но на сей раз трактирщику было не до него.

— Запретитель Хуруска отправляется в путешествие, и сегодня его друзья отмечают это событие прощальной вечеринкой, к которой я должен как следует подготовиться.

Кугель взял кружку пива, сел за крайний столик и погрузился в размышления. Через несколько минут он вышел через черный вход и принялся изучать вид на реку Иск. Кугель прошелся по кромке воды и обнаружил причал, у которого рыбаки привязывали свои лодки и сушили сети. Кугель несколько раз взглянул на реку, затем вновь вернулся на постоялый двор и остаток дня посвятил созерцанию того, как семнадцать девственниц прогуливались по площади и потягивали в саду у гостиницы сладкий чай с лаймом. Зашло солнце, сумерки цвета выдержанного вина сгустились, превратившись в ночь. Кугель принялся за свои приготовления, которые были очень быстро закончены ввиду того, что сущность плана заключалась в его простоте. Караванщик, которого, как узнал Кугель, звали Шимилко, собрал свою утонченную компанию на ужин, затем заботливо проводил к повозкам-спальням, несмотря на недовольные гримасы и возражения тех, кто хотел остаться на постоялом дворе и насладиться праздничным весельем. В трактире уже началась прощальная вечеринка в честь Хуруски. Кугель забился в темный угол, но через некоторое время подозвал запыхавшегося Майера и извлек из кармана десять терциев.

— Признаюсь, я питал к Хуруске недобрые чувства, — сказал он. — Но теперь хочу выразить ему мои наилучшие пожелания, только строго анонимно! Я хочу, чтобы каждый раз, когда он примется за кружку эля, ты ставил перед ним новую. Пусть в этот вечер он веселится до упаду. Если он спросит, кто заплатил за выпивку, ты должен ответить: «Один из ваших друзей хочет сделать вам подарок». Ясно?

— Яснее некуда! Я сделаю все, как вы велите. Это широкий и великодушный жест, за который Хуруска будет признателен.

Вечер шел своим чередом. Друзья Хуруски горланили веселые песенки и дюжинами провозглашали тосты, к каждому из которых виновник торжества охотно присоединялся. Как и потребовал Кугель, лишь только Хуруска отпивал из своей кружки, у него под рукой тут же появлялась новая, и Кугель был безмерно удивлен бездонности внутренних резервуаров запретителя.

Наконец Хуруска собрался покинуть компанию. Шатаясь, он добрался до заднего выхода и направился к каменной стене с установленным за ней корытом, служившим посетителям уборной. Как только Хуруска уткнулся в стену, Кугель рванул за ним, накинул на голову запретителя рыбачью сеть, а затем ловко накинул петлю на мощные плечи Хуруски, несколько раз обмотал его веревкой и завязал концы. Вопли жертвы полностью заглушила песня, которую как раз в эту минуту орали в таверне в его честь.

Кугель поволок бранящуюся и брыкающуюся тушу по тропинке, ведущей к причалу, и закатил ее в лодку. Отвязав лодку, Кугель оттолкнул ее от берега, и суденышко подхватило течением.

— По меньшей мере, — сказал себе Кугель, — хотя бы две части моего пророчества сбылись: Хуруску чествовали в таверне, а теперь он отправляется в путешествие по воде.

Он вернулся в трактир, где наконец-то заметили отсутствие запретителя. Майер предположил, что ввиду намеченного на раннее утро отбытия, до которого оставалось совсем немного времени, Хуруска благоразумно отправился в постель, и все сошлись во мнении, что, несомненно, именно так дело и обстояло.

На следующее утро Кугель поднялся за час до рассвета. Он наскоро позавтракал, заплатил Майеру за постой и пошел туда, где Шимилко готовил к отходу свой караван.

— Я принес новость от Хуруски, — сказал Кугель. — Благодаря неудачному стечению личных обстоятельств он счел, что не может отправиться в путешествие, и рекомендовал меня на ту должность, которую вы обещали ему.

Шимилко в изумлении покачал головой.

— Какая жалость! Вчера он казался полным решимости! Ну что ж, поскольку Хуруска не сможет присоединиться к нам, я с радостью приму вас на его место. Как только мы тронемся в путь, я расскажу вам об обязанностях, которые совсем просты. Вы должны стоять на часах ночью, а днем можете отдыхать, хотя в случае опасности я, естественно, ожидаю, что вы присоединитесь к защитникам каравана.

— Ну, такие обязанности мне по плечу, — улыбнулся Кугель. — Я готов отправиться в путь, когда вам будет удобно.

— А вот и солнце восходит, — возвестил Шимилко. — Выезжаем в Лумарт!

* * *

Через десять дней караван Шимилко прошел через Метунову щель, и перед ними открылась великая долина Корам. Полноводная река Иск петляла туда и сюда, отражая слепящее сияние солнца, в отдалении возвышалась длинная темная масса Дравийского леса. Немного ближе пять куполов из мерцающего и переливающегося глянцевита обозначали положение Лумарта.

Шимилко обратился к товарищам:

— Дальше лежит то, что осталось от древнего города Лумарта. Пусть вас не обманывают купола — они принадлежат храмам, посвященным некогда пяти демонам: Йаунту, Джастенаву, Фампоуну, Адельмару и Суулу — и потому уцелевшим во времена Сампатических войн.

Население Лумарта отличается от всех, кого вам приходилось видеть. Многие из них — презренные колдуны, хотя Каладет Великий Искатель и запретил магию в черте города. Вы можете счесть этих людей вялыми и болезненными, а также скованными чрезмерной эмоциональностью и будете правы. Они фанатично непоколебимы в том, что касается ритуалов, и все до одного разделяют Доктрину Абсолютного Альтруизма, которая предписывает жить в добродетели и благожелательности. За это они известны как «Добрый народ». И последнее слово относительно нашего путешествия, которое, к счастью, прошло без сучка и задоринки. Возчики правили со знанием дела, Кугель бдительно охранял нас по ночам, и я очень доволен. Итак, вперед к Лумарту, и пусть нашим лозунгом будет «абсолютное благоразумие»!

Караван по узкой дороге спустился в долину, затем продолжил путь под сводами огромных черных мимоз по аллее, вымощенной выщербленными камнями. У видавших лучшие времена ворот, ведущих на торговую площадь, караван встретили пять высоких мужчин в расшитых шелковых одеждах. Великолепные, напоминающие сдвоенные короны, головные уборы корамских тхуристов придавали им полный величия и достоинства вид. Все пятеро были очень схожи между собой, с прозрачной кожей, острыми носами с высокими переносицами, тонкими руками и ногами и печальными серыми глазами. Один из них, в роскошном плаще горчично-желтого, алого и черного цветов, поднял два пальца в спокойном приветствии.

— Друг мой Шимилко, вы с благословенным грузом прибыли в целости и сохранности. Вы замечательно нам послужили, и мы очень довольны.

— В Лиррх-Аинге было так тихо, что мы чуть было не заскучали, — сказал Шимилко. — По правде говоря, мне очень повезло, что нашей охраной занимался Кугель, который так хорошо стерег нас по ночам, что нам ни разу не пришлось просыпаться.

— Молодчина, Кугель! — похвалил его первый тхурист. — Теперь мы возьмем на себя заботу о драгоценных девушках. Завтра можешь получить у казначея свои деньги. Гостиница «Одинокий путник» находится вон там, и я очень рекомендую тебе воспользоваться ее удобствами и хорошенечко отдохнуть.

— Ваша правда! Нам всем не помешало бы отдохнуть несколько дней.

Однако Кугель решил не расслабляться.

— Здесь мы расстанемся, ибо я собираюсь продолжить путь. Меня зовут дела, а Альмери лежит далеко на западе, — у дверей гостиницы обратился Кугель к Шимилко.

— Но твое жалованье, Кугель! Подожди хотя бы до завтра, когда я получу у казначея некоторую сумму. А до тех пор у меня нет денег.

Кугель поколебался, но наконец склонился к тому, чтобы задержаться.