Глоток горького горячего шоколада

– Не волнуйся. Ты помогаешь - приходишь. Если бы не ты - меня уже убили.

– Прости, - промямлил, вставая – в коридоре послышались голоса. – Я должен идти.

Я села на свои колени, надула губы и отвернулась. Ахмед поспешно одевался - пыхтел, сопел…

– Ты обижаешься?
– остановился возле постели. Я затаилась. Мальчишка потряс меня за плечо: - Танья, они очень плохие люди…

Покосился на выход – приближались громыхающие шаги и металлическое побрякивание. Сердце будто подхватило темп надзирателя. Я вскинула глаза на Ахмеда. Сейчас или никогда. Крик души, но его нельзя озвучить громко.

– У меня три сына, - выпалила, понизив голос, - но эти животные бросили меня сюда и не дают с ними видеться. Я должна вернуться к семье!..

Дверь распахнулась, на пороге замер Димитрис – очень грузный араб с холодными глазами и плотоядной улыбкой. Извращенец! После его траха заживала с неделю. Порвал меня, ведь «тыкать» только членом ему скучно. Лучше не вспоминать, что испытала – всего лишь очередной шрам на мёртвом теле. Кстати, я тогда Димитрису, скрючившись на полу, проклятиями шептала благодарность – кровотечение избавило меня от зародившейся жизни. Врача не вызывали – сдохну – выбросят… Но я живучая! Была счастлива, когда очнулась – любить, то существо, не смогла бы и за это возненавидела бы себя ещё сильнее. Да, я ненавидела и презирала себя - в случившемся виновата сама. Всё сама… В общем, с тех пор больше не беременела: бог сжалился надо мной - внял мольбам, а природа избавила от плодоносности.

Сутенёр подскочил и, оскалившись, ударил. Ни увернуться, ни отшатнуться не успела, только испугаться - кулак точно бревно для тарана ворот, ухнул в лицо. Меня вмазало в стену под возмущенный скрип постели - гулко стукнулась затылком, сознание поплыло… На миг поглотила успокаивающая чернота, и тотчас ослепило вспышкой, вернув в болезненную реальность. В глазах раздваивалось, нос не дышал – будто вмяли внутрь, рот заполнился сладковатой жидкостью. Сквозь гул в голове услышала голос Ахмеда:

– Не бей! Прошу… Она хорошая…

Фразы заглушались пьяным гоготом, вошедшего в кураж, Димитриса. Рывком стащил меня с постели и под бодрые выкрики приятелей – стервятники пропустить «веселье» не смогли, подоспели с советами и шутками - принялся пинать. Ноги в тяжёлых кожаных ботинках со шнуровкой втыкались в мое тело с остервенением, кулаки осыпались градом и даже повисший на руке Ахмед, не мог остановить сутенёра. Я сжималась в комок, сколько могла, но вскоре распласталась не в силах и пошевелиться. Подступающий мрак чередовался с проблесками света, пока не поглотил. Утихающий голос Димитриса:

– Завтра приходи с ней попрощаться, – прозвучал как спасение.

Глава 18.

Моей живучести можно позавидовать. Снова вырвалась из пустоты, разлепила опухшие веки не с первого раза. Красные мухи прыгали и растворялись, как мыльные пузыри. Язык вздулся, онемел. Подкатила рвота - поперхнулась желчью и зашлась кашлем, ведь пошевелиться не могла. Руки и ноги отказали – лежала точно бревно. Спазмы закончились, открыла полные слёз глаза - только они подвижные… Размытые образы фокусировались - бесцельно скользила взглядом по комнате. Моя! Я на полу. Видимо, как сутенёру опостылело бить, так и бросил. Значит, ещё есть время... оклематься. Организм, что есть сил, борется за жизнь… Пусть… кто-то же должен. Зажмурилась и вновь провалилась в невесомость.

***

– Танья, - голос Ахмеда полный ужаса и волнения разбудил в очередной раз. Глаза открыла сразу, но сосредоточиться пришлось – контуры расплывчатые, краски размытые. Я всё там же – на полу в своей комнатке. Мальчишка замер на пороге, на лице нескрываемая жалость и сочувствие. Поспешил ко мне, помог сесть. Боли не чувствовала – то ли нервы атрофировались, то ли настолько адская, что уже не ощущалось.

– Я не знаю, как помочь, - бормотал, уткнувшись в мои волосы, - подарил Димитрису и его банде ром. Тебя купил на два часа. Это всё что мог.

– Спасибо...
– еле ворочала языком. Ахмед меня усадил на постель – она жалобно скрипнула, и засуетился по комнатке. Нашел тряпку, намочил водой из-под крана – грязная мойка с проржавелым краном сиротливо притаилась в углу, рядом с не менее чистым толчком. Вернулся ко мне и осторожно принялся протирать. Холодные прикосновения вызывали дрожь. Облегчения не наступало, трясло всё сильнее, ведь чёрт его знает, сколько без дозы. Я морщилась, шикала, злилась, отмахивалась. Ахмед вздрагивал, шарахался, но не уходил, продолжал обмывание.

– Который час? – смотрела в карие глаза паренька, вытирающего мое лицо, придерживая за подбородок.

– Пять, - тихо отозвался Ахмед и испуганно оглянулся - в коридоре раздались приближающиеся голоса, топот. Порядком заалевшая тряпка выпала из рук и глухо шмякнулась на пол. Мальчишка дёрнулся, как ужаленный, нервно сглотнул - дверь распахнулась со скрежетом, проем заполонили охранники. Димитрис с Джигаром, за ними маячил Эльгар. Лица раскрасневшиеся, глаза, заволоченные наркотой.

– Мы решили, что ты заслужил подарок, - хохотнул Димитрис, не сводя взгляда с Ахмеда. Сутенёру вторили приятели – дружно заржали. – Сегодня проводы твоей любимой, отпразднуем это вместе.

Мальчишка побледнел:

– Зачем? Я тут… - промямлил, вжимая голову в плечи. Димитрис подошёл и хлопнул его по спине:

– Ты сделал нам подарок, и мы не можем тебя не отблагодарить. Будем гулять всю ночь и оплаты не возьмем, – вытолкнул Ахмеда в коридор к Эльгару и, загадочно кивнув Джигару, последовал за ними. Их голоса: насмехающийся Димитриса, блеющий Ахмеда, колкий Эльгара, удалялись. Джигар остановился возле меня и подмигнул:

– Ну, что? Радуйся, сука. Время пришло!

Я застыла точно статуя. Если проколюсь, что понимаю, могу завести тварюгу. Начнет измываться или хуже - сразу прикончит. Джигар, криво усмехнувшись, схватил меня за волосы и пошёл, волоча за собой. Вскрикнув, последовала за ним - вцепилась в пальцы и барахталась, скользя по полу. Коридор длинный, тёмный с далёким огоньком в конце будто туннелем на тот свет. Он бы радовал, если бы настолько не пугал. Джигар двигался быстро, словно не ощущал тяжести – тащил… тащил… и резко отпустил швырком. Я, задыхаясь, распласталась. С минуту приходила в себя. Свернулась калачиком и из-под припухших век обвела обстановку взглядом. Комнатушка чуть больше каморки, в которой жила последние… чёрт его знает сколько времени. Окна завешаны покрывалами. Вместо люстры оголенная конвульсивно подмигивающая лампочка. Задымлено... Мустафа - ещё один бандит, смолил как сапожник. Ни разу не видела его без сигареты или косяка. Он даже трахался, обязательно пожёвывал «соску». Вот и сейчас лежал на потрёпанном угловом диване-книжке с пятнами - гадать не надо – от крови, а во рту дымилась полуистлевшая самокрутка. Невдалеке у стены с отваливающейся краской, старый холодильник некогда белого цвета. Напротив - тумба, на ней включенный телевизор той же эпохи. Звука не слышно, но на экране мелькают картинки с помехами – пёстрыми линиями. Рядом грязная газовая плита в копоти с прохудившимися решётками. У изъеденной ржой раковины сверчены вентиля. Под ней табурета, а вдоль стены ряды пустой тары. Посреди комнаты небольшой квадратный стол в окружении четырёх стульев. Завален под завязку: пистолеты, телефоны, карты, бутылки, стаканы, сигареты, банка с плавающими окурками, наркотень, шприцы… Боже, я не могла отвести взгляд от светлых гранул. Озноб пробил как молния, тело дрожало, руки так и тянулись. Бросило в ледяной пот и тотчас в жар. От контраста «бурлил» мозг, гулко пульсировала кровь. Упасть на колени и молить… Моя изгнившая сущность требовала дозы, жаждала получить хоть каплю, но другая – проснувшаяся и рвущаяся на свободу, едко разила словами острее змеиного укуса: «Эгоистичная дрянь! Не смей даже мечтать о нирване! Побег сейчас или никогда…»

– Подойди, - махнул Димитрис, плотоядно улыбаясь и сверкая золотыми коронками. – Порезвись напоследок! – дико загоготал, откинув голову. Его поддержали остальные сутенёры, устраиваясь на свободные стулья и только Ахмед, вжавшись в спинку, белел как снежное полотно. Мустафа согнал толчком – парень едва не упал - указал на табурет. Ахмед, спотыкаясь, принес. Садясь, нелепо взмахнул руками, ногами и под дружный хохот скотов, завалился на пол - ножка отвалилась и сиротливо прокатилась по стоптанному линолеуму. Пока доставал, в его сторону летели похабные шутки:

– А твой зад хорош, – Димитрис похлопал парня по ягодице. Мальчишка дёрнулся, стукнулся головой о днище стола. Заскулил точно пёс, потирая ушибленное место и с обречённым лицом, продолжил тянуться за ножкой.

– Да, и крутить им может, - смаковал оценивающе Джигар. – Вон как ходит, туда-сюда.

– Сыграем, а потом, может, опробуем, - Эльгар метнул нож во входную дверь, и он с гулким стуком воткнулся, чуть покачиваясь из стороны в стороны. Урод запомнился любовью к режуще-колющему. Всегда крутил оружие в руках, а при случае использовал. Закрадывалась мысль: только держа его, Эльгар ощущал себя мужиком. Как-то насилуя мой зад, имбецил самозабвенно рисовал остриём на моей спине солнышко, объясняя: надпись на арабском «Я - творец своего счастья» без небесного светилы не смотрелась. Услужливо рассказывал на коверканном английском с помесью русского, что сожалел – не смог вырезать моего ублюдка из живота, а он, видите ли, так хотел стать акушером-гинекологом. Даже практиковал, но его уволили – обезболивающие стали пропадать. Время от времени интересовался, не хочу ли подтянуть грудь, а, возможно, увеличить. Пластическая хирургия – его тайное хобби. Согласия не получил, а мне повезло, что так и не прооперировал.