Глубокие воды
Шрифт:
– Стелла?
Стелла обмахивала лицо пальмовым листом.
– Да?
– Ты не знаешь, для чего эта штука?
– Понятия не имею. – Она продолжала обмахиваться. – Возможно, Роли сможет тебе сказать.
Виржини толкнула, рукоять лязгнула, но не шевельнулась. Она стояла, не разжимая пальцев, с растущим ощущением, что вокруг собираются слои прошлого, как будто она заперта в центре матрешки из человеческих душ. По рукам побежали мурашки. Она не испытывала ничего подобного с тех пор, как была подростком и баловалась спиритической доской с парой девочек из школы. Отпустив рукоять, она ощутила железистый запах, похожий на запах крови. Глупо бояться призраков в тридцать один год,
Скорее заговорить, чтобы нарушить эту жуткую тишину.
– Как давно здесь в последний раз жили люди?
Стелла стояла чуть поодаль, безмятежно наблюдая за птицей, порхающей в кронах.
– Точно не скажу. Лет восемьдесят назад? К семидесятым их точно тут давно уже не было. Именно тогда появились первые круизёры, к тому времени остров снова одичал. – Она рассеянно вытерла пот со лба.
Движение было таким естественным, таким обыденным, человеческим, живым, что странное чувство, охватившее Виржини, отступило.
– Раньше, пока малазийское правительство не догадалось ввести разрешения, на Амаранте можно было оставаться сколько хочешь, – продолжала Стелла. – Роли рассказывал, что когда они с Кристиной только начали приезжать, то время от времени находили что-нибудь – сандалии, тарелки. Но он считает, что тюремные чиновники, уезжая, почти все вывезли. А потом и моряки последовали их примеру. А затем первые круизёры установили главное правило – не оставлять никакого хлама. Все привезенное с собой должно было идти в дело, чтобы и людям хватало ресурсов, и Амаранте оставался нетронутым.
Что ей нравилось в Стелле, так это ее умение жить моментом. Взять, к примеру, сейчас: она не зациклена на прошлом, она видит в нем лишь движение к нынешней жизни здесь. Сама этого не осознавая, Стелла перенесла их из прошлого в настоящее, из каторги в рай.
Виржини взглянула на упавший кокос.
– Интересно, почему здесь никто не поселился? Я имею в виду, после каторги. Кокосов полно – кто-то мог бы продолжать их выращивать.
– Возможно, жизнь была слишком тяжелой. То есть мы-то, по сути, живем так же, но ведь свои дома привезли с собой, верно? У нас есть крыша над головой. Мы можем не только ловить рыбу и охотиться, но и опреснять воду, вырабатывать электричество, хранить еду. Представь, каково было здесь, в паре недель плавания отовсюду, всего с несколькими инструментами. Рассчитывать можно было только на себя. Думаю, сломанная кость, или особенно засушливый сезон, или нехватка рыболовных снастей или риса – все могло привести к смерти. Представь, каково это – беспомощно дожидаться, пока у тебя развивается тропическая инфекция.
– Неужели совсем никто не поможет? А как же военный корабль, о котором говорил Роли?
Стелла бросила свой импровизированный веер. Он, кружась, упал на землю.
– Этот корабль и раньше-то приходил редко, а в этом году мы вообще его не видели. Вроде бы бюджет урезали.
Несмотря на жару и невозмутимость Стеллы, Виржини снова покрылась мурашками. Она обхватила себя руками, впервые по-настоящему осознав, насколько они отрезаны от мира. Положиться не на кого, кроме как друг на друга. Если умрешь, никто тебя не найдет. Она подумала о семьях каторжников, ожидавших на родине вестей, которые так и не пришли. Возможно, и сами заключенные сошли в могилы, не зная, что случилось с их родителями, с детьми. Ей вдруг захотелось подхватить на руки Гаса, зарыться лицом в терпко пахнущую шерсть, прижать его теплое тело к груди, чтобы почувствовать, как он выворачивается, почувствовать жизнь.
– Гас!
Пес не откликнулся, и Виржини напрягла слух, надеясь услышать, как он продирается через
заросли. Насекомые смолкли, душный воздух был недвижим, ни единый листок не шевелился. Казалось, остров – и его призраки – прислушиваются и ждут вместе с ней. Затем раздался лай.– Сюда! – Виржини оглянулась на Стеллу.
Гас был на кладбище. Он потерял интерес к мячу и ожесточенно рыл землю.
– Боже, – сказала Стелла, – давай-ка его отсюда уведем.
Резиновый мячик валялся неподалеку – яркое розовое пятно на фоне зеленой листвы и бурых стволов. Стелла наклонилась подобрать его и тут же скривилась от отвращения: мячик был мокрым от слюны.
– Долгоносики еще куда ни шло, но вот это и впрямь фу. – Она вытерла ладонь и помахала мячом, брезгливо зажатым между указательным и большим пальцами. – Гас, ко мне! Быстро!
Пес перестал скрести землю. Стелла размахнулась и запустила мячик в джунгли, подальше от могил. Пес, оттолкнувшись от земли всеми четырьмя лапами, подпрыгнул и кинулся следом.
– Так-то лучше. Хороший мальчик, – сказала Стелла, направляясь за ним. – Оставь этих бедняг в покое. Они и без тебя настрадались.
Стелла решила добраться до своей яхты вплавь, поэтому Виржини сказала, что может отвезти Гаса на каяке. На лодке Роли работал компрессор, и пока она гребла к «Ариэлю», бухту наполнял рокот. Заметив ее приближение, Роли выключил компрессор и завинтил крышку баллона. Виржини высадила Гаса на палубу, и пес кинулся к хозяину.
– Доброе утро! – сказала Виржини.
– Добрый день.
Она посмотрела на солнце. Оно находилось ниже, чем Виржини ожидала.
– Хорошо погуляли? – спросил Роли.
– Думаю, мы его вымотали. Или, точнее, он вымотал меня. – Она забросила на палубу мячик.
Роли почесал Гаса за ухом.
– Да, он у меня такой. – Он упер ладони в колени, явно собираясь вернуться к работе. – Благодаря вам со Стеллой мне теперь почти не приходится самому его выгуливать. Популярный парень.
– Роли…
– М-м-м?
– На развалинах есть какое-то сооружение. Черное, статуя или что-то в этом роде.
Он снова присел.
– Ты о маслоотжимном прессе?
– Так вот что это такое?
– Угу.
– Он там со времен каторги?
– Угу. И этих бедолаг заставляли его вращать. В большинстве своем, как по мне, там были достойные люди. Которых превратили в рабочий скот.
– Рабочий скот? Что ты имеешь в виду?
– Такие прессы приводят в действие волы.
– Боже.
Роли шевельнул бровями.
– Не думаю, что тут использовали их.
Вернувшись на «Путеводную звезду», Виржини не находила себе места, кожа зудела от соли и пота. Она искупалась, затем ополоснулась под пресным душем, надеясь, что прохладная вода смоет и ее беспокойство. Помогло не особо. Виржини надела чистую футболку и помассировала шею, пытаясь снять напряжение. В камбузе выпила один за другим два стакана воды, затем села за штурманский стол и начала расчесывать волосы.
Из задней каюты, напевая, вышел Джейк. Он принял душ первым и все еще был в полотенце. Он включил музыку – медленный, чувственный джаз. Обычно такая музыка ее расслабляла, но сегодня джазовые синкопы действовали на нервы. Расческа запуталась, оцарапала кожу. Виржини охнула.
– Кажется, это было больно, – сказал Джейк. – Ты в порядке?
Виржини попыталась высвободить расческу, но волосы спутались всерьез. Сколько бы кондиционера она ни использовала, морская вода превращала волосы в сплошной колтун. Виржини перекинула волосы вперед, завесив лицо, чтобы разглядеть спутанное место. Это и в самом деле был самый настоящий колтун. Такой не распутаешь.