Глубокие воды

– Я пришла, чтобы попросить… – Виржини с усилием сглотнула. – Умоляю, забери нас обоих. Обратно в Порт-Браун. Или куда угодно. – Она снова сглотнула. – Пожалуйста.

Витор посмотрел на стакан на столе, выровнял подставку под ним. Подхваченный ветром трос над их головами мерно бился о корпус в такт биению ее сердца.

– Когда я увидел, как ты гребешь сюда, – наконец заговорил Витор, не отрывая взгляда от стакана, – мне показалось, что ты передумала. Что решила признаться, что чувствуешь что-то ко мне, что решила быть со мной. Мне ведь казалось, что ты ко мне неравнодушна, Виржини. Много раз казалось. На острове, здесь, на «Санта-Марии». – Он перестал вертеть стакан и посмотрел на нее. – Но, видимо, ты очень хорошая актриса, потому что ты ведь не питаешь ко мне никаких чувств, не так ли?

– Витор, я…

Он со вздохом встал:

– Нет, у тебя нет ко мне чувств. Ты подыгрываешь, притворяешься, потому что чего-то от меня хочешь. Вот и сейчас ты пришла попросить, чтобы я тебе что-то дал. Снова. Виржини, я всегда тебе что-то даю. Ты берешь и берешь – у меня, у других. Еду, воду, вино.

Это несправедливо. Он же всегда предлагал сам. Она ни о чем его не просила.

– Ты знаешь правила острова не хуже меня, но все равно берешь. И что даешь взамен? Ничего. У тебя уже накопился немаленький долг. Допустим, я соглашусь на твое предложение. Как ты расплатишься со мной на этот раз?

Долг? Да, он действительно дал им больше, чем они ему, но несколько бокалов вина, закуски, пара канистр с водой – это же ничто в сравнении с двумя человеческими жизнями. Безумие. Ситуация вышла далеко за рамки мелочных правил, заведенных на острове.

– Но…

– «Но»! – передразнил он, и его лицо скривилось. Не было в нем уже никакой нежности, одна лишь досада. – Послушай, – он чуть смягчил голос, – я вовсе не зверь. Мы оставим ему еду, воду. – Пройдя мимо нее на корму, Витор открыл рундук в кокпите и вытащил две белые канистры, уже полные, такие же, как те, которые дал ей. Поставил их прямо перед ступеньками, ведущими в море.

Волны усиливались вместе с ветром, били о борт катамарана, заставляли раскачиваться. Витор встал перед ней, взял ее ладонь, погладил большим пальцем. Виржини молчала, размышляя. Нужно как-то убедить его проявить милосердие.

– Витор, мой ответ по-прежнему «нет». Прости. Джейк – мой муж. Я люблю его и не брошу здесь.

– Любишь? – Он отпустил ее руку и постучал пальцами по крышке одной из канистр. – А что такое любовь? – Он принялся медленно откручивать крышку. Виржини подумала, не собирается ли он налить ей стакан? Она облизнула потрескавшиеся губы. – Две половинки, вечно ищущие друг друга в надежде стать единым целым? – Голос звучал отстраненно, с философской задумчивостью. – Страсть и обожание, красивая свадьба в белом платье? Или надежность, поддержка и забота друг о друге? – Он поднял канистру повыше, поставил на комингс. Виржини поискала взглядом, но пустого стакана не увидела. – И давай не будем недооценивать такие прозаические, но важные элементы, как обязательства и социальная ответственность. – При словах «социальная ответственность» он посмотрел на нее, и Виржини ощутила облегчение – он все-таки им поможет. Но потом Витор наклонил канистру, и вода полилась за борт, в море.

Виржини бросилась вперед, закричала, вопль ее разнесся над бухтой.

– Не надо! Остановись, пожалуйста, остановись!

Витор приподнял горлышко, останавливая струю, но держал канистру накрененной над бортом, готовый в любой момент наклонить ее снова.

– Дай мне подумать, – сказала она. – Пожалуйста.

Ни услуг, ни подарков больше не будет, это ясно, все эти его разговоры о долге и обязательствах – ультиматум. На «Путеводной звезде» у них есть тысяча долларов, остаток сбережений, припасенных на свадебное путешествие. Она вспомнила пачку наличных, которой похвалялся Витор, их тысяча для него просто ничто. Стук над головой стал громче, быстрее, тревожнее. Будь они в большом мире, она бы нашла что предложить, но здесь у нее нет ничего. Даже ее слова ничего не стоят. Амаранте отобрал у нее все, она стала просто телом, не способным контролировать хоть что-то.

С того момента, как Виржини поднялась на борт, «Санта-Мария» развернулась, и теперь Виржини видела прямо перед собой «Путеводную звезду». Она уставилась на якорный огонь, яркий на фоне ночного неба, – якорный огонь, за которым едва виднелась Кассиопея. Трос над головой продолжал ритмично стучать, и в голове ее эхом билась единственная мысль: она тело, просто тело. Она просто тело, которое хочет Витор.

Стоя лицом к лицу с Джейком в регистрационном бюро, она верила в каждое произносимое слово. Но брачные обеты написаны не для ситуаций, в которых верность означает смерть. Ставки слишком высоки. И Джейку вовсе не обязательно знать. По крайней мере, она сможет избавить его от той боли, что испытала сама, узнав про него и Терезу.

Не давая себе времени передумать, Виржини твердо посмотрела в лицо Витору:

– Я дам тебе кое-что взамен.

– Мне не нужны твои деньги.

– Я не это имела в виду.

Она подошла к панели приборов и включила потолочные лампы, которые высветили ее, точно она была на сцене. Надеясь, что выглядит уверенной в себе, Виржини приблизилась к нему вплотную, кожа покрылась мурашками, в ушах стучала кровь. Она просто тело. Все будет нормально. Она сможет жить с этим, постарается не думать о том, как ее решение скажется на них с Джейком, – если, конечно, они еще вместе. Витор стоял совершенно неподвижно. Она не могла разгадать его молчания.

– У меня есть то, что тебе нужно.

Не сводя с него глаз, она выпрямилась и замерла. Она не могла заставить себя произнести это вслух, но намерение следовало выразить ясно. Это ее единственный шанс. Но если она даст ему это, то взамен ей нужно нечто большее, чем вода.

– Один раз. А потом ты увезешь отсюда нас обоих.

В ярком свете потолочных светильников она увидела, как у него дрогнули зрачки, он все понял. Перед глазами все поплыло. Все хорошо, она сможет, она справится. Она должна.

– Витор. – Она постаралась, чтобы голос не дрожал. – Ты согласен?

Он поставил канистру и закрутил крышку. Взял ее за запястье:

– Да.

Вихрь воспоминаний о днях, проведенных на острове, пронесся в ее голове – череда кадров из немого кино. Бокал с вином в каплях конденсата, пачка денег, кровать со смятой простыней. Виржини заставила себя увидеть и другое: погружение к коралловому саду, рисование на пляже, танцы у костра.

Крепко ухватив ее запястье, он повел ее через кокпит. Когда проходили мимо стола, она увидела, что открытая карта – четверка пик, и подумала, что четыре яхты в бухте были для нее маленькой сплоченной флотилией. Какой же наивной она была. Еще два шага – и через двойные двери они прошли внутрь лодки.

От прохлады, царившей в каюте, Виржини зябко поежилась. Ноги тонули в мягком ковре, но на этот раз ворс показался искусственным. Высокая кровать была аккуратно заправлена. На спинке стула висел кафтан, оставленный Терезой. Не в нем ли она была в ту ночь – в ночь, когда Джейк?.. Она не помнила. «Санта-Мария» покачивалась, и по туалетному столику катался взад-вперед забытый тюбик помады.

Витор остановился у кровати и жестом велел Виржини сесть. Она повиновалась, остро ощущая каждую часть своего тела, и как прогнулся под ней матрас, и как мало на ней надето. Стиснув колени, она медленно легла на спину. Потолок был обшит квадратными панелями, идеально подогнанными, край к краю. Витор повернулся, чтобы прикрыть дверь, и Виржини скользнула под простыню, откинулась на подушку. Бикини она не сняла.

Верхний свет погас, и потолочные панели исчезли в темноте. Сердце колотилось. Виржини велела себе успокоиться. В темноте можно попробовать притвориться, будто она с Джейком. Станет ли от этого ее предательство меньше? Или еще хуже? Было бы проще, если бы она разлюбила его, но это не так. Она не смогла.

Шаги приближались. Виржини оцепенела. Со щелчком включился прикроватный светильник. Она не смотрела на Витора, сосредоточила взгляд на стыке между снова проступившими потолочными панелями, на маленьком пятнышке – то ли излишек клея, то ли след насекомых. Тихое клацанье, а затем звяканье и глухой стук – Витор снял часы и положил на туалетный столик. Шорох и звук сброшенной на пол одежды. Скрип, когда он забрался на кровать. Простыня скользнула по ее бедрам, животу, груди, он стягивал ее, пока она вся не оказалась на виду. Виржини зажмурилась.