Год нашей любви

Он открыл пачку чипсов и предложил их мне. Я взяла один, и с минуту мы хрустели в молчании.

– Каково это – вернуться в школу в инвалидном кресле?

Я вздохнула.

– Серьезно? Собираешься заставить меня откровенничать об этом?

Он развел руками.

– Не отвечай, если не хочешь, но ты ведь знаешь, как говорят: если, живешь в Риме… [7]

– Было именно так ужасно, как ты и подумал. Окружающие были со мной очень-очень милы, но легче мне не становилось. Я убивала разговоры. Когда я проезжала мимо, все как по команде прекращали болтать про выпускной и тому подобном. Они почему-то решили, что именно так и должны делать.

7

… живи по римским обычаям. Si vivis Romae, romano vivito more (лат.).

Хартли помолчал минуту.

– Да, дерьмово. Но тебе пришлось вернуться?

– Ну не то чтобы пришлось, просто дома было еще паршивее. Родители психовали, и я подумала, что, если вернусь в школу, они, может быть, перестанут балансировать на грани нервного срыва. К тому же мне надоело, что меня рассматривают, как жука под микроскопом. – А теперь мне надоело говорить на эту тему. – Кстати, Дана сейчас тоже на грани. Завтра вечером станут известны результаты прослушивания.

Хартли подарил мне еще одну слабую улыбку.

– Да? Если завтра я все-таки откинусь из этой тюряги, то посижу и подожду с вами. Придется сыграть пару раз в хоккей, конечно.

– Само-собой, – согласилась я.

Когда я пришла из библиотеки следующим вечером около девяти, дверь в комнату Хартли была распахнута. Заглянув внутрь, я увидела, что он сидит на кровати. Больная нога покоилась на офисном стуле.

– Привет, Каллахан, – сказал он, вырывая кусок бумаги из тетради и комкая его.

– Привет и тебе. – Я внимательно посмотрела на него, отметив бледность и утомленный взгляд. – Выглядишь не очень.

– Спасибо за комплимент.

Он кинул бумажный комок в корзинку на отдалении. И, конечно, попал. Потому что Хартли – это Хартли.

Я проковыляла глубже в его комнату.

– Я серьезно, ты в порядке?

– Скоро буду. Второй день всегда худший, так? Мне просто нужно выспаться. Ты же знаешь, что такое больницы. – Он покосился на меня снизу вверх.

– Да, знаю. – Я аккуратно уселась рядом – так, чтобы не задеть его. – Сколько раз они будили тебя, чтобы проверить жизненные показатели?

– Потерял счет. – Он наклонился, поднял бутылку с водой с пола, затем осушил ее. – Каллахан, ты не против подлить сюда воды?

– Конечно, не против. – Я вскочила. Обмотав ремешок бутылки вокруг пальца, сходила в ванную и наполнила ее.

– Тебе уже можно принять новую дозу адвила? – спросила я, заметив пузырек на раковине.

– О да, – сказал он.

Я достала две таблетки из бутылки и положила в карман. Потом отнесла воду Хартли. Это было страшно – видеть его больным и беззащитным. Я едва узнавала его. Поддавшись неожиданному порыву, я протянула руку и положила Хартли на лоб. Его большие карие глаза вопросительно уставились на меня.

– Жара нет, – сказала я. – Послеоперационные инфекции могут быть очень опасны.

Он закрыл глаза, и его голова опустилась мне на руку. Долгое время я не двигалась. Я знала, что мне нужно отойти, даже если совсем этого не хотелось, а хотелось обнять его и никогда не отпускать. Если бы я только знала, что он мне позволит, то, не раздумывая, так и сделала бы.

Вздохнув, я убрала руку и вложила бутылку ему в ладонь. Когда он выпрямился, я достала таблетки.

– Только две? – спросил он хрипловатым голосом.

– Но этого же достаточно! Ты принимаешь больше?

– Обычно по три или четыре.

– На бутылке написано две, Хартли.

– Я тебе вот что скажу, Каллахан. Я сейчас сяду на тебя верхом, а потом ты мне объяснишь, почему моя дозировка должна равняться твоей. – Его губы растянулись в улыбке, но глаза оставались печальными и усталыми.

– Ну ты и заноза в заднице, Хартли, – сказала я, чтобы скрыть беспокойство за него.

Я отправилась в ванную еще за одной таблеткой.

– Спасибо, – прошептал он, когда я вернулась. За один присест проглотив все таблетки, он откинулся на спинку кровати с гримасой на лице. – Сколько сейчас времени?

Я взглянула на часы.

– Почти девять.

– Нам нужно пойти посидеть с Даной, – сказал он.

Я моргнула. На мгновение я абсолютно забыла, что сегодня у Даны большая ночь. Очень скоро все вокальные группы начнут бегать по Лужайке новичков, приглашая лучших вокалистов.

– Точно! Ты уверен, что хочешь пойти?

Он закрыл глаза на мгновение, а потом опять открыл их.

– Хорошо, что для этого нужно всего лишь пересечь коридор.

– Подожди, – сказала я. – Дай мне сначала все подготовить.

Я проковыляла обратно в нашу комнату, убрала несколько книг с дивана и подготовила импровизированный журнальный столик для колена Хартли. Затем меня осенило: я вытолкнула свое инвалидное кресло за дверь, провезла через коридор и втолкнула в соседнюю комнату. Это было идеальное решение, так как сама я добиралась до библиотеки Бомонта (где было всего три лестничных ступеньки) с помощью скоб и в кресле не нуждалась.

Он стоял, когда я вошла.

– Смотри, – сказала я. – Теперь тебе не нужно никуда идти.

– Ну, спасибо, – вздохнул он.

Я подтолкнула кресло к Хартли, и он сел. Я быстро отрегулировала подножку перед ним, подняв его больную ногу вверх. Он положил руки на колеса и толкнул их.

– Так вот как мир выглядит для Каллахан, – сказал он, направляя кресло к двери.

– Дана, мы здесь! – сказала я, когда мы въехали в общую комнату. – И уже девять. Что будем делать?

Она выскользнула из своей комнаты.

– Просто подождем.

– Можно, я включу футбольный матч? – спросил Хартли.

Дана насупилась.

– Без звука. Иначе я не услышу, как к нам постучат.

Хартли хватило такта не указывать Дане на то, что с распахнутыми ей самой окнами и входной дверью под боком мы ни за что никого не пропустим. Он молча взял пульт от телевизора и нашел игру. Потом пододвинул мое кресло к дивану и принялся подыскивать способ пересесть.

– Привет, ребята! – сказал Бриджер, заходя с пакетом льда. – Специальная доставка. Я уберу это в твой мини-холодильник, братан?

– Спасибо, чувак, но я бы охладился прямо сейчас.