Год нашей любви
Шрифт:
– Может, и не было никаких веревок. И может, это было в два часа ночи. – Я поморщился, потому что не очень-то приятно рассказывать красивой девушке, какой ты идиот. – А еще, возможно, я был пьян.
– Значит, ты даже не можешь рассказывать всем, что пал в неравном бою за шайбу?
– Ты любишь хоккей, Каллахан? – Я удивился.
– Вроде того. – Она беспокойно ковырялась в тарелке с чипсами. – Мой отец – школьный тренер по хоккею. А мой брат Дэмиен в прошлом году был в старшем составе твоей команды.
– Ничего себе! Так ты младшая сестра Каллахана?
Она улыбнулась, и ее глаза засияли.
– Все так.
– А я сразу понял, что ты крутая. – Я сделал глоток молока.
Она взяла в руки сэндвич.
– Перелом, наверное, сильно болит, раз всего неделя прошла.
Я пожал плечами:
– Терпимо. Сраные неудобства куда хуже: мне нужно полчаса, чтобы одеться, а принять душ вообще нереально.
– У тебя это хотя бы временно.
– Блин, Каллахан, сижу тут и ною про двенадцать недель в гипсе. – Я положил свой сэндвич. – Чувствую себя полным засранцем.
Она вспыхнула:
– Нет, я ничего такого не имела в виду, клянусь! Если ты не можешь немного пожаловаться, то и мне нельзя.
– Почему?
Похоже, я только что доказал: у нее есть полное право жаловаться, особенно когда вокруг такие идиоты, как я.
Кори вертела в руках салфетку.
– После несчастного случая со мной родители отправили меня в группу поддержки для людей с травмами позвоночника, из-за которой я, собственно… – Она развела руками над своими коленями. – В общем, там у всех вокруг оказалось гораздо больше проблем с подвижностью, чем у меня. У многих были парализованы руки, многие не могли самостоятельно есть, не могли повернуться на другой бок в кровати. Они не сумели бы самостоятельно выбраться из дома, охваченного огнем. Они не смогли бы отправить электронное письмо, обнять кого-то.
Я прикрыл лицо ладонью.
– Звучит обнадеживающе.
– И не говори. Меня очень испугали те люди, и больше я туда не возвращалась. И если я могу ныть, – а я это делаю, поверь, – то и ты имеешь полное право жаловаться на то, что скачешь, как фламинго.
Она снова взяла сэндвич.
– Когда это случилось? – Я не представлял, не слишком ли это бестактный вопрос.
– Что именно? – Ее взгляд скользнул мимо меня.
– Несчастный случай.
– Пятнадцатого января.
– Этого года?! Восемь месяцев назад?
Она кивнула.
– Значит, на прошлой неделе ты решила: «Черт с ним, уже сентябрь, самое время переехать на другой конец страны и покончить с этим»?
Она налила себе газировки.
– Как-то так. А что, не вышел срок траура по неподвижным ногам? – Она посмотрела мне в лицо, приподняв бровь.
Черт, кажется она только что отучила меня ныть на всю оставшуюся жизнь.
– А ты крепкий орешек, Кори Каллахан.
Она пожала плечами:
– Колледж предлагал мне отсрочку на год, но я отказалась. Ты же видел моих родителей – мне не хочется сидеть дома и смотреть, как они заламывают руки.
У меня зазвонил телефон – это была Стейша. Я подал Кори знак подождать и поднял трубку.
– Привет, красотка, – сказал я в трубку. – Я за столом напротив кирпичной стены. И я тебя люблю. –
Я убрал телефон. – Так, значит, это родительская любовь и забота погнали тебя в другой часовой пояс?– За этот год мы втроем чуть не свихнулись. Мой отъезд был лучшим решением для всех.
Об этом я даже не подумал, хотя следовало бы: когда с тобой происходит несчастье, оно происходит и с твоими близкими.
– Понимаю. Моя мама довела меня до ручки всего за неделю, но я это заслужил.
– Она злилась на тебя из-за сломанной ноги?
– Конечно! Я же не сломал ее, спасая детей из пожара. Мама пропустила несколько дней на работе, а вдобавок ко всему ее ждет чудовищный счет из больницы.
– Твой тренер, должно быть, в бешенстве, – заметила Кори.
– Угадала. Уже несколько раз выслушал от него лекцию о том, как я всех подвел.
Я начал поглядывать на дверь в ожидании Стейши. Она появилась в дверном проеме спустя пару минут (и половину сэндвича). Она была невероятно красивая, я не мог оторвать от нее глаз, пока она высматривала меня за столиками. Высокая и стройная, с ниспадающими светлыми волосами, она выглядела словно принцесса. Стейша заметила меня, ее большие глаза орехового цвета загорелись, и она направилась в мою сторону на своих длинных ногах. Оказавшись рядом, она первым делом поцеловала меня прямо в губы.
Мы встречались большую часть этого года, но меня все равно словно ударяло током каждый раз, когда она так делала.
– Стейша! – сказал я, чуть отстранившись. – Это моя новая соседка, Каллахан. Она и ее соседка по комнате Дана тоже живут в Макгеррине.
– Приятно познакомиться, – бросила Стейша, едва удостоив Кори взглядом. – Хартли, ты готов идти?
– Детка, ты не представляешь, как тяжело досталась нам эта еда, – засмеялся я. – Дай нам пару минут, чтобы покончить с ней.
Я отодвинул стул для Стейши, и она присела, не скрывая раздражения, затем принялась копаться в телефоне, пока я разбирался с молоком и печеньем.
Кори притихла, но тишина не была долгой – Стейша всегда была готова заполнить эфир обсуждением очередной проблемы человека из лучших стран мира.
– У моего парикмахера нет окошка на завтра для меня, это никуда не годится! – сказала моя девушка.
– Думаю, в Париже тоже есть парикмахерские, – заметил я.
Но она не слушала – ведь она была самой привередливой девушкой в мире. Еда в столовых колледжа не соответствовала ее стандартам, так что большую часть продуктов для обеда она покупала вне кампуса. Шампунь Стейша заказывала по почте – ни один из пятидесяти видов, продающихся в аптеке, ей не подходил. С новыми знакомыми она также не была особо приветливой.
На меня она смотрела так же, как на новую сумочку от «Прада». Избалованная девочка из города Гринвич, штат Коннектикут, хотела именно этого парня, вот этого – в кепке хоккейной команды «Брюинз» – «Медведи» – и в футболке тренажерного зала Голда.
Я бы соврал, сказав, что не чувствовал себя из-за этого на голову выше ростом.
Кори допила содовую и начала складывать в поднос остатки нашего обеда.
– Слушай, Стейша, – я положил руку ей на запястье, чтобы хоть как-то привлечь внимание, – будь другом, отнеси наш поднос.