Год наших падений
Шрифт:
– Не волнуйся, не буду. – Подложив под колено свою вторую подушку, он лег на спину. – Извини за эту полуночную драму.
– Ничего. – Мы на несколько минут замолчали, но ни один из нас не заснул.
Прошла еще одна минута молчания, а потом Хартли повернулся ко мне лицом.
– Ты не говорила мне, что у тебя хоккейная травма. Ты сказала «несчастный случай», и я решил, ты попала в аварию.
– Угу. – Вздохнув, я тоже перекатилась на бок. Секунду мы с ним смотрели друг на друга. – Штука в том, что Бриджер был прав. Хоккей всего лишь на седьмом месте в списке травмоопасного спорта. В чирлидинге
– То есть, ты оказалась таким выдающимся везунчиком, что получила на хоккее серьезную травму?
– Именно.
– Невероятно, блин, – проговорил Хартли. Мы впали в молчание, и я поймала себя на сожалении о том, что у него такая большая кровать.
Между нами и этим соблазнительным ртом всего пара футов, шепнула моя фея надежды.
– Мне так понравилась твоя мама, – выпалила я, возвращая свои мысли в безопасное русло.
– Она классная, – улыбнулся Хартли. – И я не преувеличиваю, ей нравится, когда дома много народу.
– Это видно. А сестренка Бриджера настоящая прелесть. Ей тоже нравится твоя мама.
Хартли подпер щеку рукой.
– Угу. Но она самая большая Бриджерова проблема.
– Правда? А почему?
– Ну, два года назад у них умер отец. И его мать справляется не особенно хорошо.
– У нее депрессия?
– Она наркоманка.
Я втянула в себя воздух.
– Фигово.
– Не то слово. Бриджер боится, что его мать потеряет работу и в конец опустится. Если ситуация станет совсем нехорошей, ему придется бросить учебу.
– Ему нельзя бросать колледж! Ведь через полтора года он выпустится.
– На самом деле Бриджер только на втором курсе. Он пропустил год перед колледжем и теперь ругает себя.
– Знаешь… – В доме было так тихо, что даже наш шепот казался громким. – Я слишком часто застреваю у себя в голове. И забываю, что и у других есть проблемы.
Мгновение Хартли молча смотрел на меня. Потом медленно протянул через пространство между нами руку и накрыл своей ладонью мою. Этого легкого прикосновения хватило, чтобы я перестала дышать.
– У всех в жизни хватает дерьма, Каллахан. У всех. – Он сжал мою руку, потом отпустил ее. – Твое выставлено напоказ, так что все его видят. И я тебе не завидую. Но свои проблемы есть у любого – вне зависимости от того, бросаются они в глаза или нет.
Мне пришлось притормозить и обдумать его слова. Да, глядя на Бриджера, было не догадаться, что у него в семье такая беда. Но я подозревала, что есть и другие люди, у которых никакого дерьма в жизни нет, а если и есть, то за них его разгребает целая команда миньонов. Мне вспомнилась Стася.
– Ты уверен? – поддела его я. – А то есть ощущение, что у некоторых проблема одна: неидеальный цвет обивки сидений в их «БМВ».
На лице Хартли расцвела самая чудесная в мире улыбка.
– На этот случай, Каллахан, придумали тюнинг. – Он перекатился на спину и заложил руки за голову. – Благодарю за массаж.
– Обращайся в любое время.
Он хмыкнул.
– Не говори так, а то всю следующую неделю я буду будить тебя по ночам.
Печально, но я так в него втрескалась, что была бы, наверное, только за.
Дыхание Хартли стало глубоким, а я все лежала и слушала, как
он дышит. Он был теплой тенью во тьме – всего в нескольких футах. Я бы отдала что угодно за привилегию преодолеть разделяющее нас расстояние и положить руку ему на грудь. Было сложно даже представить, что значит роскошь принадлежать ему. Мне хотелось перекатиться ночью поближе и свернуться у его тела калачиком. Мне хотелось, пока я буду спать, ощущать на шее его дыхание.Настоящая пытка, проворчала моя фея надежды, укладываясь на подушке рядом со мной.
Она не ошибалась. Но то была сладкая пытка.
Глава 11
Я не боюсь крови
Кори
В пятницу мы смотрели футбол, доедали остатки вчерашнего пиршества и играли в карты. Люси проследила за тем, чтобы на каждый круг «юкера» пришлась минимум одна партия в «уно».
В субботу мы повели Терезу на ужин в китайское заведение, где подавали пятьдесят разных видов пельменей. После двух девятичасовых смен в праздничном распродажном аду мама Хартли выглядела измотанной, но в ее усталых карих глазах, тем не менее, светилось мягкое счастье. Хартли сел с нею рядом, и она время от времени ерошила ему волосы. Дана учила Люси пользоваться палочками, а я объелась пельменями с капустой и курицей.
Но позже, когда Тереза и Люси отправились спать, а парни ушли в гараж выпить пива и поменять в машине Терезы масло, мне пришлось признать, что с моим самочувствием творится что-то не то. В животе поселилась смутная боль, а во всем теле ощущались вялость и жар. Хотя было всего десять вечера, я выпила от боли пару таблеток и легла спать.
Той ночью я даже не услышала, как Хартли пришел и лег со мной рядом. Что было обязано насторожить меня. Медицинской ассоциации Америки следовало добавить в свои справочники новый симптом – Невосприимчивость к Хартли.
Проспала даже моя фея надежды. Что-то определенно было не так.
***
На следующее утро я скрыла от остальных свое нарастающее недомогание. Я еще раз приняла адвил и выпила два стакана воды. Однако головокружение и жар не прошли.
– Ты сегодня такая тихая, Кори, – заметила Тереза, доказывая тем самым, что мимо матери ничего не пройдет.
– Просто думаю об экзаменах, – соврала я. Потом налила себе стакан апельсинового сока и натянула на лицо вымученную улыбку. Мне нужны были жидкости, и мне нужно было домой.
На мою удачу Бриджеру надо было вернуть машину матери, так что во второй половине дня наш уикенд у Хартли подошел к концу.
К тому времени, как мы вернулись в МакЭррин, у меня поднялась температура, а настроение стало окончательно гнусным. Скрепя сердце, я набрала номер нацистской полиции.
– Мам, только без паники, – сказала я, – но у меня, кажется, инфекция мочевого пузыря.
Она немедленно ударилась в панику.
Через десять минут – после того прослушивания пылкой маминой речи обо всех омерзительных последствиях невылеченной ИМП – я сказала Дане, что мне приказано отвезти себя в отделение экстренной помощи.