Год наших падений

– Черт! – воскликнула она, соскакивая с дивана. – Я пойду с тобой.

– Да не надо, – запротестовала я. – Там придется сто лет ждать, пока кто-нибудь даст мне рецепт.

– Я возьму с собой книжку. Сейчас, только надену пальто.

В коридоре я приложила палец к губам. Чем меньше людей узнает о моем недомогании, тем лучше. Мне было слышно, как за дверью у Хартли играет музыка, пока мы, стараясь не шуметь, продвигались мимо.

К тому времени, когда мы добрались до отделения экстренной помощи, я была без сил, и меня всю трясло. Из-за флуоресцентного освещения даже сотрудники выглядели больными. Больница была последним местом на всей планете, где я хотела бы очутиться. Единственным облегчением стало то, что внутри не было ни души. «В День благодарения здесь стоит сумасшедший дом», – сообщила нам медсестра в приемном покое. – «Те, кто навещает семью, вечно умудряются схлопотать себе травму. Но сейчас они все в машинах, едут домой. Если большинство из них не пьяны, то ночь будет спокойной».

Она взяла мои документы.

– Каллахан? Я уже заполнила твою карту. Звонили твои родители.

Ну разумеется.

***

– Пожалуйста, только не оставляйте меня, – взмолилась я спустя полчаса после того, как помочилась в стаканчик. (Что, кстати, не такая простая задача, когда невозможно зависнуть над унитазом). Я буду принимать все лекарства, честное слово. Я ненавижу больницы.

Молодой врач задумчиво покивал.

– Не сомневаюсь, что будешь. Но мы хотим понаблюдать за твоей температурой, плюс существует риск, что инфекция распространилась на почки.

– Но она не распространилась. Мне не настолько больно.

Он улыбнулся, однако мы оба знали, что мои показания не имеют никакого значения, поскольку из-за снижения чувствительности внизу я стала ненадежным свидетелем.

– Мы должны уничтожить инфекцию, Кори. Пациентам с травмами позвоночника следует проявлять осторожность. Бывали случаи, когда из-за ИМП пациенты навсегда теряли контроль над мочевым пузырем.

От этой информации я внутренне съежилась.

– Я верю тебе, что ничего страшного нет, – продолжил он. – Но зачем рисковать, согласна? Мне надо задать тебе еще пару вопросов. Ты пьешь достаточно жидкости?

Я кивнула.

– И регулярно опорожняешь мочевой пузырь?

Тут мне пришлось сделать признание.

– Да. Единственное, я пару дней не пользовалась катетером. – Мне было предписано каждый день, утром и вечером, с помощью катетера полностью опорожнять свой мочевой пузырь. Но к Хартли я катетеры не взяла, потому что не хотела, чтобы их кто-то увидел. – Я один раз делала так и раньше, и никаких проблем не возникло.

Он нахмурился.

– Когда все закончится, ты должна снова стать бдительной. Уверен, ты это понимаешь.

Я пристыжено кивнула.

– Еще одним триггером может быть половая активность, как прикосновения, так и сам акт, – сказал он. – Старайся до и после мочиться. Особенно после.

– Такие проблемы мне не грозят точно, – сказала я, покраснев.

Он рассмеялся.

– Тогда отложи мой совет на потом. А пока ты проведешь одну ночь на внутривенных антибиотиках, хорошо? Переночуешь в палате, и утром мы тебя выпишем. Ты и не заметишь, как окажешься дома.

Лжецы.

Дана ушла в общежитие. Я надела дурацкую сорочку – с разрезом во всю спину, конечно же – и, пока медсестра втыкала мне в руку иглу, посмотрела какую-то дурацкую передачу по телевизору. Ночью меня будили раза четыре, не меньше – медсестры меняли пакет капельницы и проверяли мое состояние.

Еще я раз пятьдесят сходила в холодный больничный туалет, чтобы пописать.

Когда наступило утро, я принялась приставать ко всем забредавшим в мою палату человеческим существам – от интернов до разносчиков каши – с вопросом, когда же меня отпустят. К сожалению, чаще всего я видела грузную, угрюмую медсестру с ярко-рыжими волосами. И Рыжая Великанша ничем мне не помогла.

– Обход начнется в десять утра, – вот и все, что она мне сказала.

Я надела белье и джинсы с носками. Пересела в кресло, но переодеть верх мне мешала капельница в руке. Наступило десять часов, потом одиннадцать. Закипая, я сверлила взглядом часы.

Хартли написал мне с экономики. Опа! Ты проспала? Пропускаешь воодушевляющую лекцию о международной торговле.

Я ответила: Твой день пока интереснее моего. У меня тут случился конфуз. Увидимся на обеде.

Около полудня пришел врач. Естественно, не вчерашний молодой парень – мне просто не могло так повезти. У этого врача была седина, и он куда-то спешил. Выдернув из держателя мою карту, он, прищурившись, уставился на то, что там было написано.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Температура спала. Я оставлю у медсестры рецепт, и ты можешь отправляться домой.

И он ушел.

А я осталась с капельницей в руке. Мне принесли тарелку загадочного серого мяса с рисом, к которой я не притронулась.

Когда опять появилась Рыжая Великанша, я передала ей то, что сказал врач.

– Так что, давайте тогда снимем капельницу?

– Он не оставил рецепта. – Она нахмурилась и развернулась к двери. – Схожу узнаю.

– Подождите! – крикнула я вслед ее широченному заду.

Прошел еще час, и когда она вернулась с рецептом, я уже еле сдерживалась.

– Пожалуйста, не могли бы вы снять ее? – взмолилась я. – А потом мне можно уйти?

Она посмотрела на мое запястье так, словно никогда раньше не видела капельницы.

– Это делают ассистенты. И я не смогу отпустить тебя без сопровождающего старше восемнадцати лет.

– Что?

Она кивнула.

– Студентов после процедур должны забирать.

– Но… – Я почувствовала, как у меня подскочило давление. – Капельница никакая не процедура!

Рыжая Великанша пожала плечами.

– Таковы правила. – И ушла.

– Черт! – заорала я в стиле Хартли. Потом бросила взгляд на часы. По понедельникам во второй половине дня он был свободен, поскольку в это время у хоккеистов была тренировка.

Нет. Сидя тут в полуголом виде, я не собиралась звонить Хартли. Кому угодно, только не Хартли. Он был последним человеком, перед которым я бы хотела предстать с немытыми волосами и в этой ужасной больничной сорочке.

К сожалению, у Даны каждый день до двух был итальянский. Я написала ей сообщение, в котором слезно попросила перезвонить, когда появится время.

Наступило и прошло два часа. Я отправила еще одно сообщение, и она не ответила. Если у нее разрядился сотовый, то мне было никак с ней не связаться. Я не могла придумать, что делать. Можно было попытаться разыскать врача, который меня принимал – если он сегодня работал, – и объяснить ему ситуацию. Но это значило бродить по больнице полуодетой и возить за собой капельницу.