Год наших падений

Бедный мой папа. Все произошло у него на глазах.

Я мчалась обратным ходом, быстро и мощно. В мою сторону полетела по льду шайба. Я наклонилась, чтобы принять передачу, но другой игрок – из команды противника – наклонилась сильнее. Она взмахнула клюшкой в направлении несущейся шайбы, но вместо нее зацепилась за мой конек.

С этого момента мои воспоминания были всего лишь коллажем из рассказов других.

Каким-то образом она перевернула меня так сильно, что я полетела спиной назад. Описав в воздухе дугу, я перелетела через еще одного игрока. А потом приземлилась на спину. А потом на несколько секунд отключилась.

Когда я открыла глаза, надо мной, склонившись, стоял мой отец.

– Кори, всю хорошо? – спросил меня он.

– Ага, – ответила я. И поверила в это. На самом деле, я даже встала и сама покатила со льда.

***

– Что еще у тебя происходит? – спросил Дэмьен. – Разобралась с новым семестром?

Я откашлялась.

– Вроде, да. Я записалась на шекспировский курс вместе с Даной. И на курс психологии, которым все бредят. С профессором Дэвисом.

– Он прикольный, – согласился мой брат, сгибая и разгибая козырек кепки. – Хочешь, сыграем в «Реальные клюшки»?

Я покачала головой. Сегодня я не хотела иметь никаких дел с хоккеем. Даже с виртуальным.

– А что за игру имел в виду тот тип Дэниел?

Я встретила его взгляд – теплый и ясный – и постаралась подавить раздражение, потому что мой брат всего лишь пытался помочь.

– Я вступила в команду по водному поло на камерах. Никогда не играл?

Дэмьен качнул головой.

– Веселая, похоже, игра.

– Неплохая, – сказала я. – Вообще, оказалось, что она лучше тренажерного зала. У нас нет запасных. Так что к концу мы все пыхтим, точно бабули с одышкой.

Дэмьен посмотрел на часы.

– Я приду на твою игру.

Я вновь покачала головой.

– Эту я пропущу.

***

Остаток игры после своего ужасного падения я просидела. На скамье, прислонившись к стенке, с болью в спине. Но у меня болели и плечи, и голова. Папа думал, это легкое сотрясение. Кроме сильной боли в спине, никаких пугающих симптомов у меня не было. И мы вернулись домой. Я приняла самое обычное обезболивающее и на удивление рано отправилась спать.

Той ночью меня разбудила невыносимая боль в пояснице. Перепугавшись, я встала и пошла в спальню к родителям. Едва сумев добраться до них, я рухнула на матрас с маминой стороны.

– Кори? – сказала она, но ее голос звучал будто издалека. – Что с тобой?

И тогда я потеряла сознание.

Два дня спустя я очнулась в больнице. Мне сделали серьезную операцию по удалению тромба, давившего на спинной мозг. Повсюду были какие-то аппараты, трубки, встревоженные лица. Врачи бубнили фразы вроде «нетипичный случай» и «подождем и увидим».

Потребовалось какое-то время, чтобы всем стало ясно: той ночью, когда я шла в спальню к родителям, я в последний раз передвигалась сама.

***

В час в дверях моей комнаты появился Хартли.

– Привет, – сказал он.

– Привет. – Мой голос звучал слабо, не в полную силу.

– Уже почти пора собираться в бассейн.

Не желая ничего объяснять или заводить большой разговор со слезами, я отвернулась.

Он все равно зашел, и мой брат, напрягшись, явно приготовился выпроводить его.

– Каллахан, – негромко произнес Хартли. – Мне надо несколько минут наедине с Каллахан.

Дэмьен с недовольным ворчанием встал и вышел в общую комнату. Когда заработал телевизор, Хартли бросил на пол спортивную сумку.

– Можно тебя проводить?

– Думаю, я не пойду, – прошептала я.

– Ну, а я думаю, что пойти все-таки стоит, – сказал Хартли, садясь на кровать. Он обнял меня, и я позволила ему привлечь себя ближе, а после уткнулась носом ему в плечо и сделала вдох. – Тебя будут ждать. Пусть сегодня и пятнадцатое января. День разгребания дерьма.

– А то я не знаю, – прошептала я ему в грудь. Круг его рук сжался туже, и минуту мы просто сидели и обнимали друг друга. Я подумала, что могу ведь к этому и привыкнуть.

– Я тут трудился кое над чем, и мне интересно узнать твое мнение. – Он наклонился к спортивной сумке и достал оттуда конверт. Развернув единственный лист бумаги, он передал его мне.

Это было письмо, адресованное голливудской знаменитости, известной мне много лет.

Дорогой мистер Келлерс.

Я понятия не имею, что вы решите сделать с этим письмом, но знаю, что обязан его написать. Много лет я пытался внушить себе, что мне все равно, что мы никогда не встречались, или что вы предпочли бы не произносить моего имени вслух. Но недавно я осознал, что многие принятые мною решения были сделаны с надеждой на то, что вы бы одобрили их. Я учусь на предпоследнем курсе колледжа Хакнесс, куда поступил без упоминания вашего имени. Я играю в хоккей. У меня неплохие оценки, и я специализируюсь в политологии.

У меня был тяжелый год. Я получил травму, из-за которой не мог заниматься спортом. Когда у меня появилось большое количество свободного времени, я решил, что надо притормозить и задуматься о по-настоящему важных вещах. И я осознал, что всю жизнь носил за собой тяжесть вашего неприятия.

Сэр, я думаю, вы должны со мной встретиться. Я не собираюсь ни просить у вас деньги, ни требовать публичного признания того, что я ваш сын. Я не могу заставить вас посмотреть мне в глаза, но могу поднять руку и донести до вас, что для меня это важно. Вот почему я прошу вас о встрече – чтобы перестать гадать, согласитесь вы или нет.

С уважением, Адам Келлерс Хартли.

Я подняла глаза на него и выдохнула.

– Вау. Твое второе имя – его фамилия?

Он кивнул.

– На моем месте ты бы его отправила?

– Да, Хартли. Это будет смелый поступок.

– Встреча с ним будет нелегкой.

Я покачала головой.

– Он не поэтому смелый, и мне кажется, ты это знаешь. Тяжелее всего будет, если он не ответит. Если он просто оставит тебя в подвешенном состоянии.

Хартли лег на спину.