Гоголь: Творческий путь
Шрифт:
Один из американских критиков — Виктор Эрлих в статье «Гоголь и Кафка» [457] пытается вообще отвергнуть самое определение Гоголя как писателя-реалиста, выдвигая ревизионистскую «теорию» реализма. Реализм для Эрлиха заключается лишь в обилии внешних деталей, способствующих описанию социальной среды, в результате чего создается «иллюзия реальности». Для достижения такого «реализма» необходимо сочетание внешней правдоподобности деталей и правдоподобности сюжета. На примере повести Гоголя «Нос» он доказывает, что у Гоголя нет этого сочетания и отнесение Гоголя к числу писателей критического реализма поэтому якобы ошибочно. Поскольку в повести Гоголя и в повести Кафки «Превращение» существенную роль играют сны, то ими, по мнению Эрлиха, определяется «логика» сюжета, и Гоголь, так же как и Кафка, далек от реализма. Отождествляя повести Гоголя с патологическими произведениями Кафки, Эрлих зачеркивает сатирический смысл «Носа», не понимая, что реализм отнюдь не исключает фантастики и сатирической гротескности. Эрлих отрицает и тот факт, что «Мертвые души» — сатирическое произведение, разоблачающее самодержавно-бюрократический
457
Victor Erlich, Gogol and Kafka; Note on Realism and Surrealism, в сб. «For Roman Yakobson», 1956.
В своем отрицании реализма Гоголя, в извращении его творческих принципов В. Эрлих не одинок. Не менее бездоказательные суждения содержатся и в книге голландского исследователя В. А. Панненборг «Писатели сатирики. Характер и темперамент», [458] где делается попытка объяснить творческие особенности писателя его «характером» и даже «темпераментом». Гоголь предстает под пером этого исследователя, как характер «скрытный» и «одинокий», как человек «презирающий людей в глубине своего сердца». Этими личными свойствами, присущими якобы Гоголю и сатирикам его «группы», Панненборг и пытается объяснить особенности их сатиры, как выражения личной «мести».
458
W. A. Pannenborg, Ecrivains satiriques. Caract`ere et temp'erament, traduit de nederlandais, Paris, 1955.
Не чем иным, как запоздалым проявлением фрейдизма, является по сути дела и доклад американца Мак-Лейна «Бегство Гоголя от любви», прочитанный в сентябре 1958 года в Москве на 4 Международном конгрессе славистов. Независимо от общей оценки фрейдизма перенесение его методов в литературоведение, кроме нелепых курьезов, никогда ничего не порождало, поскольку «подсознательное» начало в психологии писателя (а тем более половая патология) не в состоянии объяснить ни идейного, ни художественного своеобразия его произведений. В исследованиях такого рода обычно зачеркивается не только идейная направленность произведений Гоголя, но и их конкретное и реальное содержание, их историческая соотнесенность с действительностью, художественная сила и своеобразие образов.
Советские литературоведы исследуют творчество Гоголя в неразрывной связи его мировоззрения и творческого метода, стремятся определить как значение реалистических принципов Гоголя для развития всей русской литературы XIX века, так и своеобразие его художественного метода. Широко разработана проблема народности творчества Гоголя, его связей с фольклором, художественные принципы типизации, своеобразия его стиля, его словесного мастерства. Слабые стороны в мировоззрении писателя, его переход на реакционные позиции в «Выбранных местах из переписки с друзьями» рассматриваются не как патологический или мистический фактор, а как следствие идейной эволюции Гоголя, обусловленной историческими причинами.
Произведения Гоголя и в нашу эпоху сохраняют свою силу, свое художественное значение, потому что в них показана правдивая картина крепостнического общества, обладающая огромной обличительной силой. Перед все новыми и новыми поколениями в творчестве Гоголя раскрывалась обреченность и духовная нищета общественного строя, основанного на угнетении и принижении человека.
Его образы помогают нам разоблачать пережитки прошлого в сознании людей советской эпохи, вооружают нас на борьбу со всяческими проявлениями тех чуждых нам черт зазнайства, корыстолюбия, лицемерия, эгоизма, которые должны выжигаться огнем сатиры. Разоблачая современных хлестаковых и ноздревых, мы распознаем их по образным характеристикам Гоголя, явственно видим нити, связывающие их с прошлым.
Вместе с тем своими произведениями Гоголь воспитывает лучшие черты человеческого характера у советских людей. Внушая презрение и ненависть к тому, что порождено эксплуататорским строем, Гоголь тем ярче выдвигает такие положительные моральные качества человека, как любовь к родине, духовное благородство, которые возвышают его моральную красоту.
«Родник поэзии есть красота», — писал Гоголь. Показать эту красоту людям, донести до них ее источник, «заставить и других восчувствовать» красоту «творения» — такова задача, которую ставил перед собой писатель. Поэтому уродливому, пошлому миру «мертвых душ», с такой гневной и уничтожающей сатирической силой разоблаченному в его произведениях, Гоголь противопоставляет яркий и прекрасный образ народа, в котором с наибольшей полнотой воплотилась мечта писателя о красоте как главном начале, возвышающем жизнь человека.
Гоголевские традиции имели существенное значение и для основоположников литературы социалистического реализма — М. Горького и В. Маяковского. Уже ранние творческие искания Горького, такие его повести, как «Старуха Изергиль», «Макар Чудра» и многие другие, свидетельствуют о том большом значении, которое имели для Горького «Вечера на хуторе» и «Тарас Бульба» с их романтически благородными героями, с их пафосом живой, яркой и цельной в своих вольнолюбивых устремлениях личности человека из народа, тесно связанного с коллективом. Эту близость отметил А. Луначарский, который писал: «Гоголь, как и Горький, страстно хотел красоты». [459] Горький в рассказе «Коновалов» высоко оценил героический образ Тараса Бульбы, который героем рассказа воспринимается таким же защитником народа, как Степан Разин. В то же время Горький нередко упрекал Гоголя в односторонности, излишнем гиперболизме. В дальнейшем для Горького
все большее и большее значение приобретают критические, отрицающие стороны гоголевского реализма, его принципы типизации. В «окуровском цикле» своих повестей Горький использует сатирическую манеру Гоголя в обличении праздной и пошлой жизни мещанского болота. В 1930 году Горький называет Гоголя в ряду тех мировых сатириков, о которых говорит: «… всё это были безукоризненно правдивые и суровые обличители пороков командующего класса…» [460] Вместе с тем Горький решительно протестовал против реакционных тенденций в творчестве Гоголя и неоднократно выступал с их критикой. [461]459
А. Луначарский, Н. В. Гоголь. См. сб. «Н. В. Гоголь, Литературно-критическая библиотека», М. 1930, стр. 186.
460
М. Горький, Собр. соч. в тридцати томах, Гослитиздат, М. 1953, т. 25, стр. 105.
461
Б. В. Михайловский, Горький и Гоголь. См. сб. «Горьковские чтения 1947–1948», М. — Л. 1949, стр. 280–322.
Одним из любимейших писателей-классиков являлся Гоголь и для Маяковского. Сатирическое начало творчества Гоголя, гиперболизм и словесная яркость его художественной манеры неоднократно находили свой отклик в произведениях поэта. Галерея сатирических «типов», созданная Маяковским («Трус», «Подлиза», «Ханжа», «Служака», «Плюшкин»), непосредственно связана с образами и принципами сатирической гиперболизации у Гоголя. Особенно тесная связь с этим гоголевским началом в комедиях Маяковского. Резкое сатирическое осмеяние бюрократизма и духовной пошлости мирка мещан-обывателей и перерожденцев в «Бане» и «Клопе» не только перекликается с идейной направленностью «Ревизора», но и восходит к реалистическому гротеску и принципам гоголевской типизации. Маяковский еще острее усиливает приемы сатирического разоблачения, прибегает в своей сатире к щедринской «злости», продолжая и развивая драматургические и сатирические традиции Гоголя.
Советская литература, самая идейная, передовая и правдивая, многим обязана Гоголю. Народность его произведений, их художественная сила и правдивость, типическая мощь его образов, разнообразие и живописность художественных средств, яркость и выразительность его языка служат образцом для советских писателей. Советская литература развивается под знаменем социалистического реализма. Правдиво изображая действительность в ее революционном развитии, советские писатели разоблачают все косное, отсталое, мешающее движению вперед, к коммунизму. Советская общественность недавно осудила ложные тенденции в творчестве некоторых писателей, к замазыванию, приглушению жизненных конфликтов, порочную теорию «бесконфликтности», имевшую особенно широкое хождение в драматургии. В борьбе с этой «теорией», с недооценкой жизненной правды в литературе, с ослаблением в ней обличения старого, косного, мешающего народу в борьбе за построение коммунизма, роль классической литературы и, в частности, Гоголя особенно велика. Сатира Гоголя способствует распознанию всего того, что связано со старым, собственническим началом, что должно быть подвергнуто беспощадной критике и разоблачению. Тем самым образы Гоголя помогают изобличить и в нашем советском обществе «увертливых», лицемерных чичиковых, заботящихся лишь о своей личной выгоде, наглых хапуг и мерзавцев вроде Ноздрева, очковтирателей и лжецов хлестаковых, алчных и бессовестных карьеристов-бюрократов сквозник-дмухановских, тщательно маскирующихся и прячущих от советских людей свою подлую и низкую сущность.
Великолепный мастер слова, Гоголь показал, какое огромное значение имеет поэтическое слово, поскольку в языке, в его изобразительной мощи обретает художественный образ свое полноценное воплощение.
Творчество Гоголя служит неиссякаемым источником для советских писателей, так как учит правдивому и типическому изображению действительности. Не ее пассивно-натуралистическое копирование, а обобщение, выделение и заострение главных, основных черт действительности, раскрытие типического, основного в будничном, повседневном — вот чему учит Гоголь.
Советская комедия неоднократно обращается к гоголевской традиции, неизменно находя в ней источник для создания сатирических образов. Многие авторы советских комедий в той или иной мере пользуются гоголевскими комедийными приемами. Однако в большинстве случаев это обращение к Гоголю имеет еще слишком внешний, поверхностный характер, а комедии драматургов приобретают скорее характер веселых водевилей, чем той сатиры, которая создана Гоголем.
Особенно большой отзвук в советской литературе получил героический эпос Гоголя — «Тарас Бульба». Эта подлинно народная эпопея замечательна тем, что в ней главным героем является народ, ее положительные образы раскрыты в своем кровном родстве и единстве с народом, благодаря чему эпопея Гоголя занимает особое место в мировой литературе. Ее героический и народно-эпический характер, ее патриотическая патетика чувствуются и в эпической мощи «Железного потока» А. Серафимовича и в высокой трагедийности и эпической монументальности «Тихого Дона» М. Шолохова — этих крупнейших произведений советской литературы. Дело здесь не в прямых аналогиях или близости отдельных сюжетных мотивов, а в самом духе, «пафосе» этих произведений, во всей их художественной структуре. Именно изображение народа, героизм масс, самое понимание их решающей роли в истории близко советской литературе. В таких исторических романах, как «Емельян Пугачев» В. Шишкова, романах А. Чапыгина, «Степане Разине» А. Злобина, эта близость к Гоголю наиболее ощутима. Однако советские романисты не учли в должной мере той экономии и концентрированности художественных средств, которые отличают «Тараса Бульбу», экономии, позволившей Гоголю с особенной рельефностью создать могучие и яркие образы его героев.