Голливудские триллеры. Детективная трилогия
Шрифт:
– Хочешь, я тебя подожду?
– Поезжай. Чем раньше ты начнешь околачиваться вокруг студии и собирать информацию, тем лучше. В любом случае нас не должны видеть вместе. Ты взял мой список контрольных точек и карту?
– Все здесь. – Крамли постучал себя по лбу.
– Встретимся через час. В доме моей бабушки. Наверху.
– Добрая старушка.
– Крамли?
– Что?
– Я люблю тебя.
– Такая любовь в рай не приведет.
– Нет, – согласился я, – зато проведет сквозь тьму.
– Да брось, – сказал Крамли и уехал.
Я вошел в дом.
Прошлой ночью интуиция меня не подвела.
Если
В прихожей стоял запах докторского одеколона…
Дверь в квартиру Роя была приоткрыта.
Квартира была выпотрошена.
– Господи, – прошептал я, стоя посреди этих комнат и озираясь вокруг. – Как в Советской России. История повторяется.
Ибо Рой стал несуществующим человеком. Этой ночью в книжных магазинах из книг будут вырваны страницы, а тома переплетены заново, так что само имя Роя Холдстрома исчезнет навсегда, как скандальный слух, как плод воображения. Ничего не останется.
Не осталось ничего: ни книг, ни картин, ни письменного стола, ни бумаг в корзине. Даже рулон туалетной бумаги исчез из уборной. В аптечке – пусто, как в буфете матушки Хаббард [213] . Ни тапочек под кроватью. Ни самой кровати. Ни пишущей машинки. Пустые шкафы. Ни динозавров. Ни рисунков динозавров.
Несколько часов назад квартира была вычищена пылесосом, выскоблена и отполирована высококачественным воском.
Безумная ярость выжгла павильон, уничтожив его Вавилон, Ассирию, Абу-Симбел.
213
… пусто, как в буфете матушки Хаббард. – Намек на известный детский стишок из «Книги Матушки Гусыни» «Старушка и пес»: «Матушка Хаббард, которой сто лет,/Пошла и открыла старинный буфет, / Чтоб косточку псу принести, / Но смотрит в буфет, / А косточки нет, / Ну что ж, милый песик, прости!» (Пер. Ю. Сабанцева.) Вольное переложение этого стихотворения мы знаем как произведение С. Маршака «Пудель» («На свете старушка спокойно жила…»).
А здесь безумная чистота втянула в себя саму память до последней пылинки, само дыхание жизни.
– Господи, вот ужас, а? – раздался за моей спиной чей-то голос.
В дверях стоял молодой человек. На нем была блуза художника, сильно заношенная, а пальцы и левая щека перепачканы краской. Волосы казались растрепанными, а в глазах проглядывало что-то дикое, звериное, как у человека, который работает в темноте и только иногда выходит из дома на рассвете.
– Вам не стоит здесь оставаться. Они могут вернуться.
– Постойте, – сказал я. – Я вас знаю, верно? Вы друг Роя… Том…
– Шипвей. Лучше убраться отсюда. Они чокнутые. Пойдем.
Вслед за Томом Шипвеем я вышел из пустой квартиры.
Он отпер дверь своего собственного жилища двумя комплектами ключей.
– На старт! Внимание! Марш!
Я прыгнул внутрь.
Том захлопнул дверь и прислонился к ней спиной.
– Домовладелица! Она не должна это видеть!
– Видеть?!
Я огляделся.
Мы оказались в подводных апартаментах капитана Немо: в каютах его подлодки и машинном отделении.
– Вот это да! – воскликнул я.
– Неплохо,
а? – просиял Том Шипвей.– Неплохо? Черт возьми, просто фантастика!
– Я знал, что вам понравится. Рой дал мне ваши рассказы. Марс. Атлантида. И то, что вы написали о Жюле Верне. Здорово, да?
Он показывал, размахивая руками, а я ходил, смотрел и ощупывал. Великолепные викторианские кресла, обитые красным бархатом, с медными заклепками, привинченные к полу корабля. Начищенный до блеска медный перископ, спускающийся с потолка. В центре сцены – огромные трубы органа. А позади него окно, переделанное в овальный иллюминатор субмарины, за которым плавали тропические рыбы всех цветов и размеров.
– Взгляните! – сказал Том Шипвей. – Идите сюда!
Я нагнулся, чтобы посмотреть в перископ.
– Он действующий! – воскликнул я. – Мы под водой! Или как будто под водой! Это вы сами все сделали? Вы гений.
– Ага.
– А ваша… домовладелица знает, что вы сотворили с ее квартирой?
– Если бы знала, она бы меня убила. Я никогда не позволю ей сюда войти.
Шипвей нажал какую-то кнопку на стене.
За стеклом, в зелени моря, задвигались тени.
Показался шевелящийся силуэт гигантского паука.
– Кальмар! Вечный враг Немо! Я потрясен!
– Еще бы! Садитесь. Что происходит? Где Рой? Зачем эти бездельники ворвались к нему, как шакалы, а потом смылись, как гиены?
– Рой? Ах да. – Груз воспоминания придавил меня с новой силой. Я тяжело опустился на стул. – Боже мой, да, Рой. Что здесь произошло вчера ночью?
Шипвей тихо двигался по комнате, воспроизводя все, что он мог вспомнить.
– Вы помните, как неуловимо шнырял по Лос-Анджелесу Рик Орсатти? Рэкетир?
– У него была банда…
– Ага. Однажды, много лет назад, под вечер, в центре города, вывернув из-за угла, я увидел шестерых парней, одетых в черное. Один из них был вожаком, и двигались они, как странные крысы, вырядившиеся в кожаные пиджаки и шелковые рубашки: все черные, словно в трауре, волосы напомажены и зачесаны назад, а лица белые как мел. Нет, даже не крысы, а черные ласки. Молчаливые, неуловимые, как змеи, опасные, враждебные, как черный дым из трубы. Так вот, то же самое было и вчера ночью. Я почувствовал такой сильный запах одеколона, что он проник даже под дверь…
Док Филипс!
– … я выглянул: эти огромные черные крысы из канализации не спеша вытаскивали из прихожей папки, динозавров, картины, бюсты, скульптуры и фотографии. Краешками своих крысиных глаз они пристально наблюдали за мной. Я закрыл дверь и стал смотреть через глазок, как они шныряют туда-сюда в черных тапочках на каучуковой подошве. Еще с полчаса я слышал, как они там рыскают. Затем шорох прекратился. Я открыл дверь в пустую прихожую, и меня ударило волной проклятого одеколона. Эти парни убили Роя?
Я вздрогнул:
– Почему вы так думаете?
– Они выглядели как работники похоронного бюро, вот и все. А раз они расправились с квартирой Роя, почему бы им не расправиться с самим Роем? Эге. – Шипвей осекся, увидев мое лицо. – Я ничего такого не хотел сказать… но… э-э-э… Рой действительно…
– Мертв? Да. Нет. Может быть. Такой жизнелюб, как Рой, просто не может умереть!
Я рассказал ему про павильон 13, про разрушенные города, про повешенного.
– Рой никогда бы такого не сделал.