Голливудские триллеры. Детективная трилогия
Шрифт:
– Ты благословил меня?
– Всем нашим разговором, сын мой. Всем нашим разговором. Иди.
Я сунул голову в четвертый просмотровый зал и спросил:
– А где Иуда?
– Пароль верный! – вскричал Фриц Вонг. – Тут три бокала мартини! Выпей!
– Ненавижу мартини. Потом, мне надо еще вывести алкоголь из организма. Мисс Ботуин, – обратился я к ней.
– Мэгги, – сказала она, незаметно улыбнувшись, держа на коленях камеру.
– Я многие годы столько слышал о вас и всю жизнь вами восхищался. Я просто обязан сказать, как я рад, что у меня есть возможность поработать…
– Да-да, – добродушно отвечала она. – Только вы не правы. Я не гений. Я… как называются такие насекомые, которые бегают по поверхности пруда
– Водомерки?
– Водомерки! Кажется, будто эти чертовы паучки вот-вот утонут, ан нет, бегают по тонкой пленке на поверхности воды. Поверхностное натяжение. Они распределяют свой вес, растягивая лапы в стороны, и пленка не рвется. Ну разве я не то же самое? Я просто распределяю свой вес, вытягиваю в стороны все четыре конечности, и пленка подо мной не рвется. Пока еще ни разу не потонула. Но я не чемпион, и никакого чуда здесь нет, просто-напросто мне очень рано повезло. И все же, молодой человек, спасибо за комплимент, выше голову и делайте все, что скажет Фриц. Мартини. Вот увидите: в том, что сейчас покажут, моей работы мало.
Она повернулась ко мне своим изящным профилем, чтобы негромко сказать в сторону проекторной:
– Джимми, давай!
Свет медленно потускнел, зажужжал экран, разъехался занавес. На экране замигал грубый монтаж под еще не завершенную музыку Миклоша Рожи [216] . Это мне нравилось.
Пока шел фильм, я украдкой бросал взгляды на Фрица и Мэгги. Они подскакивали так, будто объезжали дикую кобылу. Я тоже вскакивал и падал обратно в кресло под натиском образов, волной нахлынувших с экрана.
216
Миклош Рожа (Miklos Rozsa) (1907–1995) – венгерский композитор, работавший в Голливуде и прославившийся музыкой к известным кинофильмам «Завороженный» (Spellbound, 1945) Альфреда Хичкока, «Камо грядеши?» (Quo Vadis?, 1951), «Бен-Гур» (Ben-Hur, 1959) и др.
Моя рука незаметно взяла один из бокалов с мартини.
– Так-то лучше, парень, – шепнул Фриц.
Когда фильм закончился, мы еще некоторое время сидели молча, пока зажигался свет.
– Как получилось, – наконец спросил я, – что ты почти весь этот материал отснял в сумерках или в темноте?
– Терпеть не могу реализм. – Монокль Фрица ярко блеснул в сторону белого экрана. – Половина этого фильма по плану должна сниматься на закате. Значит, когда день переваливает через хребет. Когда заходит солнце, я вздыхаю с огромным облегчением: еще один день прошел! Каждую ночь я работаю до двух часов, мне не мешают люди, не мешает свет. Два года назад я сделал себе контактные линзы. А потом выкинул их в окно! Почему? Я стал видеть поры на лицах людей, на своем лице. Целые лунные кратеры. Ноздреватости. Черт возьми! Посмотри мои последние фильмы. Никаких людей под солнцем. «Полуночница». «Долгие сумерки». «Убийства в три часа пополуночи». «Смерть перед рассветом». Итак, мой мальчик, как насчет этой галилейской лажи – «Христос в Гефсиманском саду», «Цезарь в тупике»?!
Мэгги Ботуин уныло заерзала в полутьме и распаковала свою портативную камеру.
Я откашлялся.
– Мой текст должен прикрыть все дыры в этом сценарии?
– Прикрыть задницу Цезаря? Да!
Фриц Вонг рассмеялся и подлил еще в бокалы.
– И мы посылаем тебя к Мэнни Либеру, чтобы обсудить Иуду, – добавила Мэгги Ботуин.
– Что-о-о?!
– Иудейскому льву [217] , – сказал Фриц, – вероятно, будет приятно съесть иллинойского баптиста. А пока он будет выдергивать тебе ноги, ему придется тебя выслушать.
217
Иудейскому льву… – Лев традиционно символизирует иудейский народ. В Книге Бытия Иаков, благословляя своего сына Иуду, называет его «молодым львом». Лев присутствует на гербе Иерусалима.
Китайский театр Граумана (Grauman’s Chinese Theatre) – знаменитый кинотеатр на Голливудском бульваре в Лос-Анджелесе. Он был построен в 1927 году и вскоре стал одной из достопримечательностей Голливуда. Здесь дважды проводились церемонии вручения «Оскаров». Многие звезды кино оставили свои автографы на бетонных плитах перед входом в кинотеатр.
Я медленно влил в себя второй мартини.
– Что ж, – вздохнул я, – не так уж плохо.
И услышал какое-то жужжание.
Камера Мэгги Ботуин сфокусировалась на мне, чтобы уловить, как я начинаю пьянеть.
– Вы везде носите с собой камеру?
– Ага, – сказала она. – За сорок лет еще не было ни дня, чтобы я не поймала мышку среди слонов. Они не смеют меня вышвырнуть. Иначе я смонтирую вместе все девять часов пленки, на которой засняты эти кретины, и устрою премьерный показ в Китайском театре Граумана. Любопытно? Приходи, посмотришь.
Фриц наполнил мой бокал.
– Я готов. Снимайте крупный план, – сказал я и выпил.
Камера зажужжала.
Мэнни Либер сидел на краю своего стола, обрезая огромную сигару с помощью одной из стодолларовых золотых гильотин от «Данхилл». Он хмуро наблюдал, как я расхаживаю взад-вперед по кабинету, внимательно осматривая разнообразные низкие диваны.
– Что тебе не нравится?
– Эти диваны, – ответил я. – Такие низкие, что с них трудно встать.
Я сел. И оказался примерно в футе от пола, глядя снизу вверх на Мэнни Либера, который возвышался надо мной, как Цезарь, покоривший весь мир.
Я выругался про себя и пошел за диванными подушками. Затем сложил три подушки одна на другую и сел сверху.
– Какого черта, что ты делаешь? – Мэнни вскочил со своего стола.
– Хочу смотреть вам в глаза, когда говорю. Не желаю ломать себе шею, выглядывая откуда-то из ямы.
Мэнни Либер закурил, откусил кусочек сигары и снова взгромоздился на край стола.
– Ну? – резко спросил он.
– Фриц только что показал мне черновой монтаж фильма. Там недостает Иуды Искариота. Кто его вырезал? – спросил я.
– Что?!
– Христос не бывает без Иуды. Почему Иуда вдруг стал невидимым учеником?
Я впервые увидел, как маленькая задница Мэнни Либера нервно заерзала по стеклянной крышке стола. Он затянулся потухшей сигарой, бросил на меня испепеляющий взгляд и вдруг заорал:
– Это я приказал вырезать Иуду! Не хочу делать антисемитский фильм!
– Что?! – взорвался я, подскакивая на месте. – Этот фильм должен выйти к ближайшей Пасхе, верно? Во время Пасхальной недели его увидят миллионы баптистов. Два миллиона лютеран?
– Несомненно.
– Десять миллионов католиков?
– Да!
– Два унитария?
– Два?..
– И когда все они в Пасхальное воскресенье, потрясенные, выйдут из кинозала и спросят: «Кто вырезал из фильма Иуду Искариота?» – ответ будет один: Мэнни Либер!
Наступила долгая пауза. Мэнни Либер бросил свою потухшую сигару. Я застыл, глядя, как он протягивает руку к белому телефону.
Он набрал местный трехзначный номер, подождал ответа и сказал:
– Билл?
Затем, набрав побольше воздуха:
– Примите Иуду обратно на работу.
Он с ненавистью наблюдал, как я раскладываю три подушки по трем отдельно стоящим стульям.
– Это все, о чем ты хотел со мной поговорить?
– Пока да.
Я повернул ручку двери.
– А что слышно о твоем друге Рое Холдстроме? – вдруг спросил он.
– Я думал, вы знаете! – воскликнул я и остановился.
«Осторожнее», – подумал я.
– Этот кретин просто сбежал, – выпалил я. – Забрал все вещи из квартиры и уехал из города. Несчастный придурок. Он мне больше не друг. Ни он, ни это проклятое глиняное чудовище, которое он состряпал!