Голливудский участок
Шрифт:
Тогда Олив чуть не арестовали, и ее пугало само воспоминание о том дне. Это случилось два месяца назад, когда Фарли приказал ей купить в канцелярском магазине светло-зеленую бумагу самого высокого качества. Они отнесли ее к Сэму — парню, который время от времени одалживал им машину, — и тот два дня разрезал бумагу и печатал двадцатидолларовые банкноты на своем очень дорогом лазерном принтере. После этого Сэм сказал, чтобы Олив обрызгала фальшивые двадцатки отбеливателем для белья и хорошенько их высушила. Олив сделала все, как ей говорили, и когда Фарли проверил купюры, ему показалось, что они совсем как настоящие.
Они не пошли в супермаркет, где кассиры проверяли крупные
Перед магазином стоял здоровый молодой парень со странными волосами — короткими впереди и длинными сзади — и раздавал листовки с приглашением на гей-парад, который должен был состояться в следующие выходные. На парне была облегающая желтая майка с ярко-красной надписью «Гомосексуальный извращенец».
Он предложил одну листовку Фарли, но тот указал на надпись на майке и сказал Олив:
— Это избыточное словосочетание.
Парень поиграл грудными мышцами и добавил:
— А еще я кикбоксер. Хочешь докажу?
— Не подходи ко мне! — закричал Фарли. — Олив, ты будешь свидетельницей!
— Что такое «избыточное», Фарли? — спросила Олив, но он только рявкнул: — Ты пойдешь в магазин или нет?
Олив видела, что у Фарли плохое настроение. Когда они вошли, путь им преградили шесть женщин в паранджах — они стояли у камеры хранения и пили что-то из больших бумажных стаканов.
Фарли, слегка задев их, прошел мимо со словами:
— Почему бы вам не вернуть эти тряпки в костюмерную? — Потом повернулся к Олив: — Это ниггеры. А может, цыгане, которые крадут товар и прячут его под своими дурацкими балахонами.
Одна из женщин сердито сказала что-то на арабском, а Фарли в ответ пробормотал:
— И тебе того же самого, сука!
Здесь было множество вещей, которые понравились Олив, но Фарли сказал, что нужно сдерживать желания, пока они не проверят качество подделок одной или двумя покупками. Он поглядывал на плейер для компакт-дисков за 69 долларов 50 центов, который, по его словам, можно было за пять минут продать в «Пончиках Руби» или на бульваре Санта-Моника, где собирались транссексуалы.
Олив была доброй женщиной, и ей было жаль этих людей, оказавшихся на полпути между полами. Одни из тех, с кем она разговаривала, перенесли частичную операцию по изменению пола, другие — полную, вплоть до удаления адамова яблока. Но Олив все равно могла определить, что они не рождены женщинами. Они всегда казались Олив какими-то грустными. Транссексуалы помогали ей задолго до того, как она встретила Фарли. Тогда она попрошайничала и продавала экстази для парня по имени Уиллард, который был куда как хуже. Нередко один из транссексуалов, провернув выгодное дельце, давал Олив пять или десять долларов и говорил, чтобы она купила себе что-нибудь поесть.
— Похоже, ты нервничаешь, — сказал ей Фарли, когда они бродили по магазину.
— Немножко, — ответила она.
— Прекращай это. Ты должна выглядеть как нормальный человек, если это, конечно, возможно. — Фарли некоторое время рассматривал двадцатидюймовый телевизор, но потом покачал головой: — Нужно начинать с мелкого.
— Фарли, давай побыстрей покончим с этим, — попросила Олив.
Он вышел из магазина, а она взяла плейер и направилась к кассе, к которой стояла самая длинная очередь,
надеясь, что у занятой кассирши не останется времени проверить фальшивые деньги. Но когда стоявший впереди покупатель уже собирался расплатиться за одеяла и постельное белье, подошел менеджер и предложил измотанной молодой кассирше заменить ее за кассой. Оформляя покупку, он взглянул на Олив, и у нее появились дурные предчувствия.Когда подошла ее очередь, менеджер настороженно спросил:
— Вы будете расплачиваться чеком?
— Нет, наличными, — невинно ответила Олив, и тут к менеджеру подошел один из продавцов и кивнул в ее сторону.
— Где ваш приятель? — спросил продавец.
— Какой приятель? — Олив сделала вид, что не понимает, о ком идет речь.
— Мужчина, оскорбивший мусульманок. Они пожаловались и попросили меня выкинуть его из магазина.
Олив была настолько потрясена, что не заметила, как уронила двадцатки на прилавок. Менеджер поднял их, подержал под лампой и потер пальцами. И тут Олив запаниковала. Она рванулась прочь, побежала мимо покупателей с нагруженными тележками к автостоянке и не останавливалась, пока не выбежала на тротуар.
Когда Фарли нашел ее, она уже шла по улице. Он посадил ее в машину, и Олив не стала рассказывать о продавце и жалобе мусульманок. Она знала, что Фарли рассердится еще больше, поэтому объяснила, что кассирша пощупала деньги и определила подделку по бумаге. Фарли опять сходил к Сэму, и тот посоветовал получить хорошую бумагу, вымочив в пятновыводителе настоящие деньги.
Сегодня они решили повторить попытку, но на сей раз с настоящими деньгами. Она надела самую чистую кофточку и джинсы с заниженной талией, которые оказались ей велики, хотя Фарли стащил их в юношеской секции универмага, и легкие кроссовки — на случай, если опять придется бежать.
— На этот раз все будет нормально, — пообещал Фарли, паркуясь перед магазином «Радиошэк». Похоже, он окончательно решил купить плейер для компакт-дисков.
Они вышли, Фарли сказал:
— У тебя настоящая бумага от настоящих денег, поэтому не волнуйся. Смотри не напортачь. Сама знаешь, как нелегко было получить все эти пятидолларовые бумажки.
— Не уверена, что они выглядят как надо, — с сомнением сказала Олив.
— Не беспокойся, — успокоил ее Фарли. — Помнишь, что говорил Сэм о металлической полоске и водяных знаках?
— Смутно, — призналась Олив.
— На полоске с левой стороны написано «пять», правильно? Но буквы очень маленькие, их трудно разглядеть. Изображение президента на правой стороне на водяном знаке больше, но его тоже нелегко разобрать. Поэтому, если бумажку начнут рассматривать на свет, бегая глазами справа налево и обратно, что ты должна сделать?
— Бежать к тебе.
— Нет, ты не побежишь ко мне, черт тебя побери! — закричал он и испуганно оглянулся, но никто из проходящих мимо покупателей не обратил на них внимания. Фарли собрал остатки терпения и продолжил: — Эти тупые козлы даже не заметят, что полоска не от двадцатидолларовой купюры и что на водяном знаке нарисован Линкольн, а не президент Джексон. Они посмотрят по привычке, но ничего не заметят. Поэтому не паникуй.
— Не буду, пока меня не захотят задержать. Тогда я побегу к тебе.
Фарли посмотрел на низкое, затянутое смогом небо и подумал: «Спокойствие! Сохраняй проклятое спокойствие. Эта баба такая же тупая, как бетонная плита».
— Ты не побежишь ко мне, — медленно сказал он. — Ты ни в коем случае не побежишь ко мне. Ты меня не знаешь. Мы вообще не знакомы. Ты просто быстро выйдешь из магазина и пойдешь по улице. Я подберу тебя после того, как удостоверюсь, что за тобой никто не идет.