Голос ангела [сборник]

До встречи с Суреном у меня было время. Несмотря на субботу, он на работе — сдача тиража. Я должна позвонить ему в час.

Нусино лицо в продолжение моей исповеди принимало те же выражения, что и лицо дочери. А мне потребовалось уже меньше эмоций для рассказа. Я даже посмеивалась над собой в некоторых местах.

— Да-а, дорогая… — сказала подруга после того, как я замолчала. — Возможно, это тот случай, когда лучше поздно…

— Я боюсь, Нуся. — Это была правда.

— Чего?

— Что не понравлюсь ему… в… ну, как женщина… А я, кажется, уже люблю его.

Я была на грани слез. Но плакать мне сейчас было нельзя — на моем лице слезы не высыхают бесследно, как у киношных героинь, мне потом с красным носом и опухшими глазами полдня ходить.

— Любовь тебя и научит, — не очень уверенно сказала Нуся. — Но мы еще что–нибудь придумаем. Ты к нему идешь?

— Нет. Предполагалось, что я живу у тебя.

— Тем лучше, время есть. — Она усмехнулась. — У меня никогда не получается выдержать паузу… во всяком случае, если обоим все понятно. Чего тянуть, в пионеров играть? Взрослые люди… осознанно делают свой выбор…

Я снова слышала слова дочери.

Сурен схватил трубку — не успел закончиться гудок.

Мы договорились встретиться через полчаса около моста, рядом с нашим домом. Еще на море мы выяснили, что, оказывается, и он, и моя подруга живут в одном районе, в десяти минутах друг от друга, по разные стороны Фонтанки.

Я была в полуобморочном состоянии. Нуське даже пришлось на меня прикрикнуть — и это помогло.

Ровно через тридцать минут Сурен подходил к мосту — мы смотрели из Нусиного окна на втором этаже.

— Без цветов… — разочарованно протянула подруга.

Я металась по прихожей — от двери к зеркалу. Где моя выдержка? Где мои манеры? Где мое все?..

Сурен распахнул пальто и протянул мне маленький букетик крохотных белых цветов.

— Вот… Моя коряга расцвела… Перед вашим приездом.

Сурен рассказывал, что в его квартире чего только не растет. Стоит ему воткнуть в землю любой огрызок, отросток, бросить семечку — как все это принимается буйно зеленеть и цвести.

— Спасибо. — Я незаметно помахала букетиком за своей спиной, я знала, что Нуся во все глаза смотрит сейчас нам вслед.

Сурен спросил о моих планах. Я сказала, что в полном его распоряжении. И еще — если он не против, моя подруга ждет нас вечером на чай с тортом собственного приготовления.

Он был не против.

В квартире Сурена и вправду всюду буйствовала зелень. Он подвел меня к той самой коряге, разродившейся белыми живописными венчиками. А рядом в горшке под банкой пробивался зеленый росток.

— Это из лагуны, — сказал Сурен. — Я загадал, если прорастет…

— Тогда что? — Конечно, я догадывалась об ответе.

— Вы ко мне приедете.

— Вот я и приехала.

— Нет, не так… Навсегда. — Он обнял; меня.

У меня захватило дух. Но я еще не была готова. Я пребывала в сомнениях и опасениях. Я боялась расслабиться.

Сурен почувствовал это и отпустил меня.

Меня растрогали романтизм и деликатность этого сурового мужчины.

Интересно, подумала я, осматривая жилище Сурена, моя квартира — такое же продолжение меня?

Меня какой? — спохватилась я, настоящей или той, какую из меня сделали мои родители и муж?

Моя квартира — стерильное во всех отношениях жилье. Ничего лишнего, ничего не на своем месте, ничего, что могло бы смутить стройное течение мыслей, поступков, самой жизни…

По–настоящему моя обстановка — в Нуськиной однокомнатной, тесной, напичканной всякой всячиной квартирке. И еще у Ленки мне нравится.

У Сурена мне тоже понравилось. Аскетизм плавно перетекал в артистизм. Разномастица обстановки выглядела как реализованная эклектика — все легко и непринужденно, практично и функционально.

Сурен накормил меня вкусным обедом.

Мы снова много говорили, но электричество накапливалось в воздухе.

Около шести часов мы оба, похоже, с облегчением засобирались к Нусе.

— Какие цветы любит ваша подруга?

— Большие белые хризантемы.

— А из напитков что предпочитает?

— Мартини.

* * *

Мы пришли упакованными по высшему разряду. Нуся принялась причитать по поводу бешеных трат — она волновалась и несла всякую чушь.

— А я вас знаю, — сказала она, когда я представила их друг другу. — Я вас в гастрономе нашем встречаю.

— К сожалению, — сказал Сурен, — не могу ответить тем же, я почти не смотрю по сторонам.

— Ничего удивительного, я женщина незаметная… Не то что наша Тата. — Нуся беззастенчиво кокетничала.

Благодаря моей подруге и — отчасти — напиткам, принесенным Суреном и выставленным хозяйкой, атмосфера постепенно разрядилась, и мы уже болтали и хохотали, как будто всю жизнь провели в одной компании.

Неожиданно раздался звонок. Нуся взяла трубку.

— Да? — И вдруг ее лицо преобразилось. — Вася! Ты где? — Она сияла и только что не визжала от счастья. — Да! Конечно!.. Счастье мое!.. Жду!

Она посмотрела на нас обалдевшими глазами и сказала:

— В Мадриде забастовка.

Видя, что нам не стало понятней, она добавила:

— Профессора бастуют.

А-а, вон что!.. — сказали мы оба своим видом, словно это объясняло все.

Нуська, в конце концов, все же пришла себя и, расхохотавшись, пояснила:

— Мой Вася… Василий Владимирович читает курс лекций в Мадридском университете. А их профессора устроили недельную забастовку. Вот он и решил махнуть на родину. Не сидеть же там неделю…

Я не подала виду, что имя Вася… Василий Владимирович слышу впервые.

Нуся рассеянно поставила еще один прибор на стол. Она уже витала где–то над трассой Пулково — Петербург.

Когда раздался звонок в прихожей, ее снесло из–за стола.

Огромный, как шкаф, Вася схватил в охапку нашу нехрупкую Нусю и кружил ее по прихожей. Под ноги полетела его стильная овчинная шляпа. Туда же чуть было не отправился букет нежно–розовых роз.

Потом наступила тишина. Если не считать утробного рычания страстно целующихся мужчины и женщины…