Голос ангела [сборник]

Наступил декабрь. Пошел второй год с того вечера, когда Глеба угораздило ошибиться номером. Он подружился с Маргаритой, и не проходило недели, чтобы они не поговорили по телефону.

Глеб рассказывал ей о своей работе и даже поведал, что у него появился еще один подопечный ангел. Это была девочка шести лет, музыкально одаренная, которую вот–вот должны были забрать у отца — одиночки и пьяницы, матери у нее не было, родственников — никаких, и все, что ей светило, — это жуткий казенный дом–интернат. Глеб убивался по этому поводу и хотел удочерить девочку, но ему говорили, что затея глупая и безнадежная, ведь у него нет семьи. Он стал уговаривать своих родителей оформить опекунство на себя, и они сейчас в раздумьях.

— Откуда это в вас, молодой человек? — сказала Маргарита.

А Глеб рассказал, как в детстве, когда ему было лет шесть–восемь, он любил собирать у себя малышню и играть с ними — сначала в детские игры, потом в школу. Он помнит, что самую большую радость доставляла ему возможность заботиться о ком–то, кто слабее его.

И про первую несчастную любовь рассказал.

— Мама с папой не удосужились родить кого–нибудь после меня, вот я и вымещал свой потенциал старшего брата на соседских детях… А потом на женщине, которая девятью годами была старше меня.

Глеб все больше узнавал о Боге, в Которого верила Маргарита. Он купил себе Библию и углубился в нее с усердием прилежного ученика. Он задавал Маргарите вопросы, а она терпеливо отвечала ему.

Глеба приятно удивляло то, что его идеалы, казавшиеся окружающим если не дурью, так блажью, воплощались в Божьи заповеди. И то, во что он верил в глубине души, оказывалось более всего угодным Богу.

Однажды Маргарита сказала:

— Завтра Рождество, и я хочу пригласить вас к себе в гости. Мы знакомы уже полгода, а еще не виделись. Что вы об этом думаете?

— Я польщен… И смущен.

— Я слышу, — засмеялась она. — Вы готовы записать мой адрес?

Глеб не помнит, когда он так волновался в последний раз.

Дверь открыла высокая крупная женщина, своей осанкой похожая на певицу — примерно такой ее и представлял себе Глеб.

Он протянул Маргарите большую коробку конфет и сказал:

— Я еще не умею отмечать Рождество и не знаю, с чем нужно приходить…

Маргарита улыбнулась:

— Главное — это открытое сердце. — И добавила: — Вы не обидитесь, что я вас не предупредила… мы будем не одни.

Она провела Глеба в комнату.

На диване сидела молодая женщина с большими голубыми глазами. Ее ноги от самого пояса были укутаны пушистым клетчатым пледом.

— Это Глеб, — представила его Маргарита. — А это моя дочь, Анна.

— Очень приятно, — сказал Глеб.

— Очень приятно, — ответил Голос.

ЛИЛОВАЯ ПОДВОДНАЯ ЛОДКА

1

Я села к нему почти сразу.

На это «почти» не потребовалось и пары секунд: рядом остановилась темная иномарка, дверь раскрылась, я услышала «садитесь» и шагнула к двери. Возможно, я все же успела заметить, что за рулем приятный мужчина. А может, я выдумываю — ведь стекло заливало водой, дворники метались из стороны в сторону, как очумевшие, но все равно не справлялись. И темень непроглядная.

Шансов раздумывать над предложением у меня не было. Я села в машину.

— Я вам все здесь затоплю.

С меня лило, не хуже, чем из первоисточника.

Жалкий пластиковый пакет, которым я прикрыла голову, только и спас макушку да косметику на лице.

Он достал из бардачка пачку бумажных платков.

— Спасибо, у меня есть.

Я полезла в сумку. Но вместо платков я наткнулась… разумеется, на зонт. Он благополучно лежал на самом дне. Я застыла, не зная, что делать — признаться в собственной рассеянности или проигнорировать находку.

Благодетель уловил мое замешательство. Пока я рылась в недрах торбы, которой очень подошел бы слоган «все свое ношу с собой», он распечатал–таки пачку и расправил для меня пару мягких очаровательных бумажек бледно–сиреневого цвета с лиловыми морскими звездами по углам и розовым рапаном посередине. Одной рукой я приняла предложение и промокнула щеки и подбородок, а другой — отвечая на его немой вопрос — продемонстрировала мой любимый, такой маленький и незаметный, клетчатый зонтик.

Я засмеялась, он улыбнулся.

Зонт я кинула назад, в темные глубины баула, тут же радостно и бесследно поглотившие его, и принялась приводить себя в порядок.

Водитель снова проявил предусмотрительность и откинул козырек с зеркалом с моей стороны. С макияжем все было в порядке, волосы распушились и закурчавились от влаги, глаза блестели — то ли от… Не важно отчего. Блестели, и все тут.

Я повернулась к нему:

— Я готова.

Он улыбнулся, чуть задержал на моем лице взгляд, погасил лампочку у нас над головами, и мы тронулись.

До города было километров пятнадцать, и можно было пока не обсуждать тему направления движения.

В душе плескалось и громоздилось… куча не пойми чего. Похоже на свежеприготовленный пунш: легкий градус и привкус неведомых плодов — чуть туманит сознание и возбуждает аппетит.

Я заметила, что звучит музыка — звук, видно, уменьшили, когда приглашали меня сесть, но старые добрые Uriah Неер своей ошеломительной Sympathy прорывали любые заслоны.

— Можно?.. — Я потянулась рукой к регулятору, но не могла сразу сообразить, на что же нажимать: на панели было множество кнопок и горело множество красных и голубых циферок и символов.

— Громче? — спросил мужчина.

— Если можно…

Он сделал громче.

— Еще?

— Ну, если вы не…

— Я не против. — Он улыбнулся и сделал совсем громко.

Вот это был звук! Теперь уже не внутри меня — а я сама плескалась в вибрирующих упругих волнах, меня подбрасывало и переворачивало и уносило куда–то за пределы материального мира.

Закончили Uriah Неер, мужчина потянулся к кнопкам — вероятно, чтобы убавить звук. Но тут же вступили Credence, не менее темпераментно: «I put a spell on you–u–u-u!..»

— Ой! — сказала я, пытаясь перехватить его руку, и тут же осеклась и рассмеялась. — Простите.

— За что?

— Ну… это, наверно, нескромно с моей стороны…

Конечно, я вела себя неподобающе и возрасту — мне не двадцать уже, — и обстановке — ну, выручили, выдернули из–под дождя, так сиди тихонько–скромненько. А причиной моего возбуждения было приподнятое настроение, которое не смог испортить даже внезапно рухнувший на меня вечерний ливень, грозивший смыть с лица тщательно выверенный макияж «для особых жизненных ситуаций» — как говорится в толстых журналах для бездельниц — и вообще превратить меня из расфуфыренной дамы средних лет в общипанную пожилую курицу, что было бы ну совершенно некстати, ведь направлялась я…