Голос Земли

Он вернулся в спальню и взглянул на Гипатию Ким. Девушка все еще спала.

И какой смысл теперь говорить с Землей, раз человечество так увлеклось саморазрушением?

Время от времени кореянка подергивалась, ее мимика будто передавала что-то увиденное во сне.

Давид вышел из номера и спустился в холл, где несколько человек сидели у телевизора и смотрели круглосуточные новости.

Сначала позавтракаю и только потом проявлю интерес к бедам и несчастьям этого мира.

Хозяин отеля, импозантный мужчина со строгим лицом, подал Давиду кофе с молоком и два пирожных, присыпанных сахарной пудрой. Давид выпил апельсинового сока, унаследовавшего от апельсина разве что название и цвет. На самом деле жидкость представляла собой смесь лимонной кислоты, красителя, воды и сахарного сиропа. Но Давид был слишком голоден, чтобы предъявлять претензии, поэтому проглотил все с удовольствием.

Наконец появилась Гипатия, облаченная в хлопчатобумажную куртку с коротким рукавом, выгодно подчеркивавшую ее грациозный силуэт.

– Как спалось? – спросил ученый.

Вместо ответа она лишь кивнула и набросилась на пирожные.

– Гея указала, где именно собирается с вами говорить?

Он утвердительно кивнул.

– Значит, нам достаточно лишь отправиться туда.

– В сущности… вы правы, Гипатия, Гея общается посредством пирамид. Одну из них она и показала мне… на острове Пасхи. Но, насколько мне известно, ничего подобного здесь нет.

Она залпом допила свой кофе.

– Возможно, ее уничтожили. Тогда искать надо не саму пирамиду, а ее остатки.

– Та, что мне показала Гея, была даже больше пирамиды Хеопса. Она располагалась на вершине плато, за которым виднелись выстроившиеся в ряд моаи. Каменных стражей острова Пасхи трудно не узнать, поэтому я не сомневался, что лететь надо сюда.

Девушка надкусила еще одно пирожное и развернула карту.

– Таким образом, мы можем исключить две зоны: вулкан Рано Кау на западе и вулкан Пуакатике на востоке, потому что ни там, ни там моаи нет.

Она взглянула на карту, снабженную надписями.

– Пирамида… Как найти остатки пирамиды на острове в двадцать три километра длиной. Других деталей, которые могли бы нам помочь, у вас в запасе нет?

Тем временем новости привлекали все больше и больше зрителей. Телевизор в холле бубнил без остановки.

– Надо определиться на местности, – предложил Давид. – Вполне возможно, я смогу узнать пейзаж.

– Хорошо, давайте что-нибудь еще съедим и отправимся спасать мир.

Ела она с явным аппетитом.

– Что дает вам такую уверенность, мадемуазель Ким? Археология? Акупунктура?

Девушка едва заметно улыбнулась.

– Медитация.

– Огонек?

– Я сказала вам не все, стоит задуть пламя, и тогда…

– И тогда не останется ничего?

– Это сначала, но потом кое-что все же появится. Нечто принципиально иное.

Давид окинул кореянку внимательным взглядом. Она показалась ему похожей на фарфоровую куклу с гладкими, ухоженными волосами.

– Что же происходит, когда вы медитируете?

Девушка окунула ложечку в кофе, затем вытащила и начертила на бумажной салфетке две параллельные линии.

– Существуют три мира. Первый из них – верхний, в нем правят свет, скорость и законы классической физики, такие как гравитация. В этом мире живем мы. Когда я выпускаю из рук камешек, он падает. В данном измерении время течет в осязаемой, «нормальной» форме – от прошлого к настоящему, от настоящего к будущему.

– А как насчет второго?

– Этот мир живет со скоростью света. В нем правят законы физики Эйнштейна, а время застыло и остановилось на настоящем.

– Ну а третий мир?

– Он опережает скорость света. В нем прошлое, настоящее и будущее смешиваются в одно целое, и в итоге там можно передвигаться, как в кинофильме, выбирая интересующие нас сцены.

На этот раз ей все же удалось посеять в душе Давида волнение. Чтобы не выдать охватившего его замешательства, он впился зубами в круассан.

– То же самое я испытывал во время обряда очищения, – признался он. – Ма’джоба… это был возврат в прошлое. Конечно, там не обошлось без психоделиков.

– Но такого возврата можно добиться и без каких бы то ни было стимуляторов. Мозг в состоянии вырабатывать собственные стимуляторы. Он представляет собой очень сложную химическую фабрику. Стоит захотеть, и мы мысленно оказываемся в этом пространстве сверхсветовой скорости, в котором возможно все: прошлое, настоящее и будущее.

– Откуда вам все это известно?

– Из такой науки, как духовность. В буддизме, к примеру, подобное состояние называется нирваной.

– Да? А мне казалось, что нирвана это рай, неужели я ошибался?

– Это потому, что представители западной цивилизации склонны втискивать все в рамки их собственных представлений. Нет, нирвана – это толчок к другому измерению, туда, где человек обретает свободу от «нормального» времени-пространства.

Давид сделал глоток кофе.

– И вы способны погрузиться в состояние нирваны?

– Я пока еще только дебютантка и не владею в совершенстве техникой, но порой во время медитации у меня возникают видения, будто я натыкаюсь на сцены из какого-то фильма. Однако выбирать их самостоятельно у меня пока не получается.

– И вам привиделось, что мы вместе будем заниматься научным поиском?

Она кивнула.

– А право выбора у меня остается? Или в нирване все предопределено заранее?

На этот раз замешательство отразилось уже на ее лице.

– Странное дело, с одной стороны мне кажется, что свободу выбора никто не отменял, но с другой – что будущее все же предопределено.

– Эти утверждения противоречат друг другу, вы отдаете себе в этом отчет, мадемуазель Ким?

– Если говорить о классической физике, то да, но в рамках квантовой – нет. Это сродни коту Шредингера [14] . Он одновременно «жив и мертв». Признать подобный парадокс сложно, хотя он объясняет буквально все: наше будущее предопределено заранее, но, несмотря на это, мы вольны выбирать то, что с нами произойдет. Как бы это представить в образе?

14

Кот Шредингера – мысленный эксперимент, предложенный австрийским физиком-теоретиком, одним из создателей квантовой механики Эрвином Шредингером, которым он хотел показать неполноту квантовой механики при переходе от субатомных систем к макроскопическим.