Голубая моя планета
Шрифт:
Мы учились не только в воздухе, но и на земле. И не только полетам. Осенью меня назначили руководителем группы политических занятий. Это для меня было неожиданностью.
– А что вас смущает?
– спросил меня заместитель командира по политчасти Василий Митрофанович Ковалев, когда я высказал ему сомнения в своих способностях.
– Справитесь, - уверенно сказал Ковалев.
– В комсомоле вы уже более пяти лет, выполняли немало поручений, работать умеете... А опыт придет со временем. Главное - изучите хорошенько людей, чтобы знать, с кем будете иметь дело.
Изучить людей... Что это значит? Кто мне скажет, где и с чего начинается такое изучение?
Ну, скажем, изучать реактивный
к примеру, моя группа политзанятий. Двадцать человек - солдаты и сержанты срочной службы. Как их изучить, узнать характеры, чтобы политические занятия проходили живо, интересно? Я представил себе мысленно свою группу сидящей на занятии. По возрасту эти люди всего лишь на год-два моложе меня. Считай, сверстники. Почти у каждого за плечами десятилетка или техникум.
Вновь пошел я к Василию Митрофановичу - сказать ему о том, что меня смущает. Выслушав мои новые доводы, он спросил:
– Вы статьи и советы Михаила Ивановича Калинина читали?
– Признаться, нет.
– Обязательно прочитайте. Михаил Иванович многое вам раскроет. В нашей библиотеке есть его книга «О коммунистическом воспитании».
Когда я читал речи М. И. Калинина, его выступления перед воинами - комсомольцами и агитаторами, отправлявшимися на фронт в грозные годы Великой Отечественной войны, передо мной возникали картины минувшего. Я как бы ощутил всю тяжесть войны, смертельную опасность, нависшую над Родиной, трагедии людских судеб. Ведь и мой отец, солдат, во время войны был оторван от семьи, от любимой работы в школе. Я видел старого большевика, Всероссийского старосту, как называли в народе Михаила Ивановича Калинина, в прифронтовом перелеске, иссеченном осколками бомб, выступающим перед воинами-агитаторами. Он раскрывал им секреты проникновения в человеческие сердца. А как это сделать мне?
Первое занятие. Стараюсь сдержать волнение. Мне нужно рассказать слушателям о нашей партии, о ее направляющей и организующей роли в жизни советского общества. Конспект у меня есть, но я кладу его в сторону и начинаю рассказывать то, что я знаю о коммунистах, людях, творящих великие дела нынешних дней, о тех, кто отдал свою жизнь в борьбе за победу революции, за защиту ее завоеваний.
Говорю о Ленинграде, о величии легендарного города, города героя, называю имена героев-коммунистов времен минувшей войны, наших однополчан, славных летчиков-истребителей, тех, кто в наши дни укрощает буйный бег могучих русских рек, строит атомные электростанции, обживает бескрайние степи Казахстана, запускает в космос первые искусственные спутники Земли.
А по окончании занятий ко мне подходят один за другим мои слушатели, задают вопросы. Начинается разговор, открытый, душевный. Чувствую - не хватает времени (распорядок дня - закон), чтобы ответить полно на все вопросы, а комкать не хочется: это наверняка будет самой непростительной ошибкой.
– Знаете что?
– предлагаю я.
– Давайте вечером в свободное время соберемся в ленинской комнате и поговорим.
В назначенный час я шел в ленинскую комнату с тревогой гораздо большей, чем на занятие. О чем меня спросят? Каковы интересы ребят?
Разговор был долгим, и трудно было понять, кто отвечал больше на вопросы - я или сами слушатели. О чем мы только не говорили! Об октябрьском Пленуме ЦК КПСС 1957 года, об итогах деятельности партии после Октября, о движении в защиту мира, об империалистической агрессии против Египта. Любитель поэзии Вася Лизанчук расспрашивал меня о Маяковском, о поэме «За далью - даль» Твардовского... Но главным
результатом этой беседы было то, что у нас окрепли товарищеские отношения. Я считаю, что самая важная задача руководителя заключается в том, чтобы избежать «голого просветительства», дать слушателям побольше нового материала, рассказать о тех задачах, которые стоят перед каждым авиационным специалистом, обращая внимание на недостатки, мешающие работе. Стремился к тому, чтобы рост политической сознательности способствовал улучшению служебных дел и укреплению дисциплины в подразделении.Усилия лучших моих слушателей и помощников не пропали даром: группа дважды на инспекторских проверках получала отличные оценки. Но дело не только в оценках - люди заметно выросли, тверже стала их дисциплина, ревностнее отношение к службе, теплее взаимоотношения.
Вершина боевого мастерства летчика-истребителя - воздушные бои. В них, как в зеркале, отражаются все качества воздушного воина: мастерство пилотирования, воля, смелость, находчивость, быстрота реакции, умение вести меткий огонь. Вначале мы вели учебные воздушные бои, выполняя заранее обусловленные маневры. Это необходимо на первом этапе обучения. Затем перешли к свободному воздушному бою.
Нам всегда говорили, что победы в воздушном бою добивается тот летчик, который умеет максимально использовать боевые возможности своего самолета. Вот почему в учебных воздушных боях мы стремились к тому, чтобы вести их с полной нагрузкой, без излишних условностей и упрощений. Нам нравились такие ведущие, которые смело и энергично строили маневр, не боялись перегрузок.
Воздушный бой - дело творческое. Я это уяснил еще раньше, читая книги и статьи трижды Героев Советского Союза Александра Ивановича Покрышкина, Ивана Никитовича Кожедуба и других прославленных летчиков, упорно искавших новые тактические приемы воздушного боя во фронтовых условиях.
Освоив в достаточной мере учебные воздушные бои, мы старались действовать творчески, искать новые приемы. Сколько у нас было горячих споров по этому поводу! Каким маневром лучше выйти из-под удара противника? Как лучше его атаковать? Какой боевой порядок выдерживать при действиях в паре? Все это мы старались по возможности проверить в полете.
Этап за этапом осваивали мы сложную профессию летчика-истребителя. Начались полеты ночью и в сложных метеорологических условиях. Я старался как можно тверже закрепить навыки полета по приборам. Большую службу на этом этапе мне сослужил тренажер, учивший правильно распределять внимание в полете по приборам.
Я не упускал возможности потренироваться со своими друзьями Юренковым и Григорьевым. Часто приходилось ходить на тренажер и одному, вечером, после полетов, используя, если можно так сказать, свое служебное положение. Дело в том, что в группе политических занятий, которую я вел, был рядовой Миненко, который ведал тренажной аппаратурой. Иногда загляну к нему, а он, зная мою страсть к тренировкам, с хитринкой спрашивает:
– Ну что, запускать, товарищ лейтенант? Миненко садился за пульт руководителя, и начинался «полет». Увлекшись, я не замечал времени. И целые часы незаметно пролетали в кабине тренажера.
Миненко с улыбкой говорил, показывая на график учета тренировок летчиков:
– Закрасим квадратик?
– Не надо, это не в счет, - останавливал я.
– А то еще во время плановых занятий не дадут потренироваться.
Когда мне пришлось тренироваться при подготовке к полету в космос, я с благодарностью вспоминал тех командиров, которые привили мне еще в полку любовь к различного рода тренажам.
Полеты в сложных метеорологических условиях и ночью, связанные с пилотированием по приборам, по-настоящему меня увлекли.