Голубиная книга. Славянская космогония

— Иди в третий раз и скажешь: «Беру землю во имя Господне».

Он пошел и со злости не сказал: «Беру землю во имя Господне», но сказал: «Беру землю во имя его». И вынес только под ногтями земли, и то Бог выскреб шпилькой, — может, того было с боб. И Пан Бог то благословил, и вышел кусочек земли. И сказал Бог Сатанаилу:

— Ляг немного да поспи где-нибудь.

— А как бы ты меня не провел, — он говорит Богу.

— Не бойся.

А сатана говорит:

— Ложись ты вперед.

Бог лег, да и не спит. А он только лег, да и заснул. А Бог землю благословил, и начала она расти во все стороны. А он вскочил: «Ого, уже меня провел!» Начал обваливать землю, думал, что обрушит в воду, и она снова опустится. И где упал, там теперь долинка на земле, а где поднимался так, что вверх лез, там теперь гора. Как уже появилась земля, и Пан Бог начал сажать сад. И где-то было пять зерен, и послал его Бог:

— Иди, принеси, будем сажать плоды.

Он принес четверо, а пятое спрятал под язык себе. А Бог спрашивает:

— А где еще пятое?

— Там не было.

— Как это не было, если имеешь его под языком?

А он вынул, говорит:

— Пускай это будет на распятие.

А Бог говорит:

— Пусть тебе будет на изгнание.

И сразу его заклял. И теперь, как перекрестят, он убежит за море. А до тех пор он креста не боялся.

Не хочет он Бога слушать, а Бог взял и обмакнул палец в воду, и махнул, и сделался святой Михаил. Ведь он и теперь ангел Михаил, не рожденный, только сотворенный. И спрашивает Сатанаил Бога:

— А на что Ты это сделал?

— Ну, на что, так ты Меня не хочешь слушать.

А он взял, да пригоршнями водой как набрызгал, и от этого столько сделалось нечистой силы, как травы. А Бог спрашивает:

— А ты что делаешь?

— Хе-хе! Буду с Тобой воевать.

А он, злой, себе уже сделал колесницу, ту, что гремит. Но Бог говорит:

— Кабы ты пошел еще померить глубину, глубоко ли где?

Он пошел и пробыл под водой, пробыл сорок дней. Но Бог так заморозил воду, на сто локтей лед стал. Но он догадался, что оставил на земле колесницу, и не дошел до дна воды, но начал возвращаться вверх за колесницей, ведь жаль ему, чтобы святой Михаил не отобрал. А Михаил уже ее взял. Ударил головой, как возвратился, в лед — лед больше чем на сто саженей вверх взлетел. И он вышел на землю, говорит Богу:

— Теперь будем воевать!

А Бог говорит Михаилу:

— Подвигай оружием своим — ведь уже имеешь в руках то, что гремит.

И Михаил как загремел, как начал бить, и всех побил тех, кого он сделал из воды, только сам он прыгнул пану Богу под плечо:

— Ой, подари мне жизнь!

И Бог подарил ему, его не убил. И теперь у нас доныне так ведется, так как он из воды сделал злых, когда стряхивал, и теперь кто знает то, то есть грех, как помоет женщина остатки, чтобы так трясла, или как человек умоется и руками так машет.

Но Бог взял и сотворил Адама из глины и где-то к чему-то прислонил. Но он, чтоб ему, прибежал, увидел и потыкал пальцем. И теперь из-за того на человеке оспа бывает. И дохнул Бог духом на Адама, и оживил. Лег спать, а Бог вынул из него ребро, и сделалась женщина Ева. Он как проснулся, то аж испугался, так как один ложился. А архангел Михаил заявляет:

— Адам! То жена твоя Ева. Это вам целый мир будет.

И ничего не надо было делать там, дал Пан Бог рай Адаму и Еве, даже тело такое было, как теперь ноготь, то все такое было; не надо было ни одеваться, ничего. И теперь ни у кого не мерзнут ногти. Но тот злой научился к Еве ходить. А Пан Бог взял и окружил огнем рай, чтобы он там не ходил. Он искал способа, как бы добраться до Евы, поскольку не мог выдержать без нее. И сделал себе трубу железную, просунул сквозь огонь, сделался как уж и через нее пробрался в рай. А Бог тогда взял его и проклял:

— Чтоб ты передвигался, пока свет стоит, на брюхе.

И они и доныне ползают, те гады, они и теперь таковы.

И он вошел в рай, и уже те плоды, что Пан Бог сажал, уродили. А на том, что он спрятал было под языком, самые прекрасные яблоки. А он спросил Адама:

— Почто не ешь те яблоки?

— Гм, пан Бог мне запретил есть с того дерева.

— Э, ему жалко. А ну, подожди, я пойду сорву.

Пошел, сорвал и дал Адаму одно и Еве одно. Ева откусила и проглотила, а Адам укусил, ангел позвал:

— Адам, уже согрешил!

А он схватился за яблоко, и тут [в шее] осталось, и доныне так у мужчины: баба проглотила, потому не имеет яблока.

Только Адам согрешил, уже нет тела, как ноготь, уже Адам стыдился тела. И дал Пан Бог Еве кудель прясть, а Адаму стульчик и лопату:

— На, ты пряди, а ты вокруг себя, сидя, копай, чтобы прожить.

И Адам копал, и одно уже жито или еще что зреет, а другое всходит, а третье еще сеется. А Злой откуда-то прибежал:

— Что делаешь?

— Видишь, — говорит, — что ты мне наделал, что я должен копать.

— А почему копаешь сидя?

— Так Бог велел.

— Хе-хе! Я тебе не так посоветую. Встань, да стоя вскопай, да больше будешь иметь.

А она, женщина, отчего-то:

— Да он правду говорит. Встань.

Он встал, а ангел зовет:

— Адам! Работай, пока склонен, и все голоден будешь. А ты, женщина, детей без боли не выкормишь.

Уже проклял. И ныне так у нас, что мужчина пашет и сеет, или пан, или кто живущий, и такого нет, чтобы сказал: «Я уже сыт, не хочу». Разве все кабы больше. А баба и ныне такую муку с детьми терпит, что хуже нигде не может быть.

И так зашел тот злой около Евы провести время, и сделал ей такого ребенка, что имел двадцать четыре головы. И как закричал на восходе солнца, то слышно было аж на западе, где заходит. И Адам испугался того, не знал, что делать. А злой говорит:

— Не бойся, запиши мне, что будет по тебе. Я сделаю, что будет только один.

А Адам не знал, что по нем целый свет придет. И записал, что по нему будет, и он посчитал, что только одно осталось. И потому начал народ плодиться. И то шло долго. Начали люди умирать, и все идет к злому, а Богу нет ничего, ведь он [злой] закупил. Но Пан Бог дал на свете людям нивы всякие: жито, пшеницу, ячмень, но не знаю, что кому обещал. А злой говорит:

— А мне дашь что?

— Да дам тебе овес.

И злой идет себе, и говорит дорогой: «Овес, овес!». А баба подошла и спрашивает:

— Что вы, паночку, разговариваете?

Тот не хотел рассказывать ей, но сказал:

— Что-то мне пообещал Бог, и уже забыл я из-за тебя.

А Пан Бог был там, он понимал, и пожалел овса ему; ибо сказал:

— Будет тесно людям, и будут овес есть.

И ныне едят люди овес, которые беднее, только паны и евреи едят из жита паляницы; у нас то мелет на мельнице, а еще выше под горами — то в ступе толчет овес, месит паляницу и ест. Но он говорит бабе: