Голубой бриллиант (Сборник)

продолжал, не повышая тона, грудным заунывным голосом:

"Если я правильно мыслю, ты ведешь криминальную хронику?

Хочешь, я подарю тебе потрясающий материал, сенсация,

пальчики оближешь, как говорили мы в студенческие годы. Для

телевидения не подходит, но очерк, репортаж прозвучит.

Представь себе: два брата-кооператора. Сколотили миллион

или несколько миллионов - кооператив посреднический. Сама

понимаешь - на производительном столько не заработаешь,

одного похитили, потребовав выкуп. Ну а дальше - такой

детектив, что никакой фантаст не придумает. - Он быстро

достал свою визитку и на обороте написал телефон и имя

одного из братьев-миллионеров и протянул ей: - Сошлись на

меня, встреться с ним, и он тебе расскажет весь

сногсшибательный детектив". Он так настойчиво и дружелюбно

предлагал этот маленький прямоугольник визитки и взгляд его

был таким невинным и добрым, что она не могла отказать и

положила его визитку к себе в сумочку. Он сделал развязную

попытку чмокнуть ее в щеку, но Маша уклонилась от поцелуя

резким движением головы. В глазах Панкинда сверкнул

злобный огонек: и он на прощанье сказал с холодной

настойчивостью: "Там мой телефон. Будет нужда - звони, не

стесняйся. Все мои предложения остаются в силе".

В троллейбусе, по пути домой, Маша подумала: "О каких

это предложениях он говорил? Ах, да - на телевидение

приглашал, на пархатое, - она внутренне рассмеялась.
– И еще

116

делал предложение поехать во Францию. В качестве?

Очевидно, жены. Дурак. Индюк с воспаленным самолюбием".

На другой день вечером на квартире Зорянкиных

раздался телефонный звонок. Звонила Машина

одноклассница по школе Марлен Китаева, с которой она не

виделась уже лет пятнадцать. В школе они не были подругами

и не поддерживали знакомство после школы, и это удивило

Машу. Тем более что Марлен начала разговор так, словно они

расстались только вчера. "Сегодня я встретила Виктора

Панкинда", - весело сказала Марлен. "Эмиля Панкинда", -

поправила Маша. "Это одно и то же, - почему-то рассмеялась

Марлен. - Он мне сказал, что встречался с тобой и что ты

работаешь в какой-то церковной газете. Я удивилась, ты что, в

религию ударилась? Это теперь модно. А я газет не читаю. И

вообще, представляешь, ничего не читаю и хорошо себя

чувствую. Мне вся эта политика до лампочки. Коммунисты,

демократы, плутократы - их теперь столько наплодилось

всяких монархистов, анархистов, а толку что? В Москве

вечером на улицу боязно выйти: убивают, насилуют. Мы с

Ашотом хотели к нему на родину в Ереван уехать, но там тоже

стреляют, там этот Карабах", - выпалила она без паузы, а

Маша, терпеливо слушая ее монолог, пыталась разгадать, с

чем связан этот неожиданный звонок, и не могла придумать

ответ. Наконец получилась пауза: Марлен выдохлась, ожидая,

очевидно, теперь Машиных вопросов. Но Маша

преднамеренно молчала, и пауза становилась тягостной и

даже неприличной. Не выдержав ее, Марлен продолжала: "А

Виктор теперь на коне, важная фигура на телевидении, по

заграницам разъезжает и при валюте. Позавидуешь. Ну он

мужик классный, импозантный, вхож на самый верх. Между

прочим, он на тебя глаз положил, и не то чтоб поразвлечься, а

вполне серьезно. Решил покончить с холостяшной". "Вот

теперь все проясняется, - подумала Маша и с присущей ей

прямотой и откровенностью сказала: - Он что, тебя в

посредники или в свахи нанимал?" "Ой, Маша, узнаю тебя: ты

все такая же".
– "Какая?" "Колючая", - ответила Марлен.

В общем, разговор не получился. Маша положила трубку.

Лицо ее пылало раздраженной улыбкой. Это была даже не

улыбка, а скорее гримаса. Лариса Матвеевна с материнским

любопытством слушала этот краткий диалог, из которого

уловила одно слово "сваха", и догадалась, что Маше кто-то

предлагает жениха. Это была ее материнская забота и

тревога, ее неутихающая боль. Ей казалось неестественным,

117

каким-то абсурдным семейная неустроенность Маши: молодая

женщина красивая, умная, добропорядочная и не может найти

себе человека по душе. Ну обожглась однажды с моряком,

потом во второй раз, увлеклась атлетом, не сразу разглядела

за личиной Аполлона обыкновенного подонка, пустого и

жестокого, - слава Богу - быстро опомнилась, прогнала, даже

паспорт не испортила. Брак с отцом Настеньки Гришей

Сиамским не был зарегистрирован. Они расстались навсегда и

не встречались, - Лариса Матвеевна об этом знала со слов

самой Маши, которая скрыла от матери жуткую картину

насилия в Крыму. Но нельзя же дуть на воду, обжегшись на

молоке. Годы, они-то не стоят на месте, а молодость и красота

недолговечны, ведь скоро сорок лет - бабий век. И Настеньке

нужен отец. Да и самой-то как без мужика, молодой, здоровой,

цветущей женщине. Нет, не могла понять Лариса Матвеевна

свою единственную дочь. Потому, как только Маша положила

телефонную трубку, она поинтересовалась, кто звонил?

– Марлен, - выразительно-подчеркнуто ответила Маша,

отводя в сторону иронический взгляд.

– Марлен? - с изумлением переспросила Лариса

Матвеевна.
– Эта та - рыжая француженка?

– Она самая. Решила меня сосватать за француза.

– И что же ты? Не любезно с ней разговаривала. Или

француз не понравился?

– Именно, француз, - отрывисто, с мягкой иронией,