Голубой бриллиант (Сборник)
Шрифт:
прижимавшим к груди закрытую целлофаном черноволосую,
большеглазую куклу. И если Маша искренне обрадовалась
такой неожиданной встрече, то лицо Алексея Петровича
отражало и восторженную радость, и неловкое смущение.
Причиной была кукла. С утра он попытался делать из
пластилина человечков и животных, рассчитывая на
завтрашнюю встречу с Настенькой (он почему-то был уверен,
что Маша придет непременно с дочуркой - он же приглашал!).
Но потом понял, что сотворенные им игрушки не понравятся
девочке,
неожиданности он был даже слегка растерян, что умиляло
Машу. Они остановились друг против друга, толкаемые толпой,
и Маша первой, сохраняя самообладание, предложила отойти
в сторонку, где было посвободней.
– Удивительно, - сказала она, не сводя с Иванова
обжигательного взгляда. Лицо ее пылало.
– Удивительно! Все-
таки биотоки не выдумка, а реальность, - продолжала она.
–
Шла сюда и думала о вас, о том, что завтра мы должны
встретиться...
– И что? Вы не сможете? - тревога прозвучала в его
нетерпеливом вопросе.
– Да нет, почему же - все будет, как условились. А это что
у вас?
– указала глазами на куклу. Вопрос прозвучал нелепо.
– По-моему, эта кукла, - лукавые огоньки заиграли в
насмешливых глазах Алексея Петровича. Он уже успел
оправиться от первого смущения. - Разве не похожа? Или,
может быть, я перепутал?
Маша поняла неуместность случайно сорвавшегося ее
вопроса и тоже с веселой улыбкой торопливо ответила:
– Похожа, очень похожа. Но зачем она вам?
– Мне? Гмм... Мне, конечно, она ни к чему. А вот
Настеньке, я думаю, понравится. Должна понравиться. Как вы
думаете?
– О, да! Она обожает куклы. Тем более таких аспидных
брюнеток, у нее еще не было. - Маша не сказала, как это
бывает: "Что вы, что вы, зачем было тратиться, у нее полно
разных кукол". Она приняла, как должное, без всяких
церемоний, очень мило, сердечно благодарю вас и прочие
дежурные любезности. Просто сказала: "Она вас поблагодарит
при встрече. Надеюсь, вы к нам зайдете?"
– Это потом, сначала вы ко мне. С Настенькой. Завтра.
158
– Завтра мы решили работать: она нам будет мешать.
Как-нибудь в другой раз, ближе к весне, когда будет готова
глиняная мама.
Он пытался вручить ей куклу, но она сказала, что возьмет
ее завтра в мастерской, поскольку сейчас идет в редакцию. Он
проводил ее до троллейбусной остановки, находясь в каком-то
бесшабашном настроении. Он был рад случайной встрече и не
скрывал своей радости.
– В смысле биотоков вы правы, - признавался Алексей
Петрович.
– Я совсем не собирался сегодня в "Детский мир" и
даже не думал выходить из дома, занимался разными делами,
приготовил каркас для завтрашней работы (он, конечно,
лукавил: каркас был готов
накануне. О том, что сегодня лепилдля Настеньки пластилиновые фигурки, умолчал). И вдруг,
представьте себе, какая-то неведомая сила подняла меня и
позвала, не просто позвала, а потянула в "Детский мир".
– Нечистая сила, - рассмеялась Маша.
– Да что вы - чистая, самая пречистая, - весело возразил
он.
– Слово-то какое - "пречистая". Так говорят о Деве
Марии.
– Но вы и есть Мария.
– Хотя и не дева, - продолжала подшучивать Маша и,
перейдя на серьезный тон, сказала: - А в самом деле - выйдя
из прокуратуры, я подумала о вас, о завтрашней встрече. И не
поверите - подумала, а вдруг сейчас вас встречу. Так мне
хотелось. И мои биотоки дошли до вас, как радиоволны.
– Дошли и позвали. И я помчался на ваш зов. Значит, в
вас есть какая-то притягательная сила. Я ее заметил еще при
первой встрече на выставке в Манеже.
– Вы хотите сказать - колдунья?
– Не колдунья, а колдовство. Вы смеетесь. И напрасно.
Вы обладаете неотразимым колдовством.
– Как прикажете это понимать, как комплимент или...?
– Как истину, Машенька, как святую истину, - тихо и
проникновенно произнес он.
Подошел троллейбус. Иванов помог Маше подняться на
ступеньку. Та же "пречистая" сила тянула и его в троллейбус, и
он уж готов был подчиниться ей и проехать хотя бы несколько
остановок, чтоб продолжать бесконечный разговор, в котором
важны не слова и их смысл, а голос, тон, каким произносятся
эти слова, дыхание, взгляд, выражение глаз. Но дверь
захлопнулась, и он остался на тротуаре. Из троллейбуса Маша
159
ласково помахала ему рукой, а он в ответ поднял куклу и еще
долго смотрел в след уходящему троллейбусу.
Домой Алексей Петрович прилетел на крыльях. Уже
несмутно догадывался, а отчетливо, со всей определенностью
он понимал, что с ним что-то произошло, чему он и радовался
и чего боялся. В нем пробудилось чувство такой
всепоглощающей силы, о которой он и не подозревал. Это
чувство вырвалось, как извержение вулкана, и расплескало
такой огонь души, с которым даже при большом желании он не
мог совладать. Это чувство всегда жило в нем в состоянии
бдительной дремы, молчаливо зрело, копилось, ожидая своего
часа. Именно своего. Даже пылкая ненасытная жена сексолога
не могла его разбудить. Не откликнулось оно и на нежный
стеснительный зов врача Тамары. Молчало, таилось в
ожидании своего часа. И когда этот час пробил, оно не стало
постепенно, сдержанно и плавно проявлять себя. Оно,
подобно сверхзвуковой звезде, произвело душевный взрыв,
осветив всю вселенную, в которой обитало всего лишь два