Голубой бриллиант (Сборник)

кротким. Негромко и томно сказала:

– Дети лучше всех чувствуют человеческую доброту. Это

не комплимент, а давно известная истина.

Не отпуская от себя девочку, ласково пристроившуюся на

его коленях, Иванов заговорил, устремив на Машу

очарованный взгляд:

– Все эти последние дни после кончины Дмитрия

Михеевича я чувствовал в себе и вокруг себя какую-то

беспросветную, щемящую пустоту. Я не знал, как и чем ее

заполнить.

– Может, кем?

– Но где он, этот "кем"? И кто он?

– Может, "она"?

183

– Это еще лучше.

Наступила настороженная пауза. Маша понимала по

глазам: он влюблен в нее, но первого шага не сделает.

Догадывалась: ему мешает разница в возрасте. Он стыдится

малейшего проявления чувств. Но выдавали очарованные

глаза и тающий голос, полный любви и обожания. Тогда ей на

память пришли есенинские строки:

...О любви слова не говорят,

О любви вздыхают лишь украдкой,

Да глаза, как яхонты, горят.

И она решилась первой сделать шаг:

– Я не гожусь?
– устремила на него знойный взгляд.

Лицо ее пылало.

– Это мечта, о которой боязно подумать. Все последние

три дня я ждал вашего звонка.

– И я ждала. А позвонить не решалась, зная ваше

состояние. И все время думала о вас - на работе, дома, в

дороге. Не поверите? - Голос ее тихий, нежный, взгляд

тающий, томный.

– Верю и не верю. Мне кажется, это сон, и боюсь

проснуться.

– Это явь. Чувство пустоты мне тоже знакомо. Одинокая

и всеми забытая душа. А потом появились вы... и заполнили

пустоту.

Невидимый барьер был сломан, и сломала его Маша.

Теперь можно было разговаривать без недомолвок и намеков.

И она продолжала расширять сделанный ею "прорыв":

– Вы давно живете один. Извините за нескромный

вопрос: и что, у вас в эти годы не было любовниц или

любовницы?

Откровенный вопрос не смутил Иванова, он воспринял

его как вполне естественный в доверительной беседе. И все

же она заметила легкую растерянность на его замкнутом лице.

– Любовниц я не признаю, они не для меня, - ответил он

и посмотрел на нее строго и упрямо. - У меня могла быть

только возлюбленная.

– А разве это не одно и то же?

– Далеко не одно. Любовница - это нечто проходящее,

несерьезное, вроде легкого флирта. Возлюбленная - это

божество. Это неземное, небесное, предмет неугасимого

обожания, очарования, преклонения.

– А оно возможно - "неугасимое", не в романах, а в

жизни?

184

– Я убежден, что возможно. Хотя в жизни оно, к

сожалению, встречается нечасто. Почему-то возлюбленные

редки, как голубые бриллианты.

– У вас был голубой бриллиант?

– Не было и нет. К сожалению. Не повезло. Но я всю

жизнь искал его. Впрочем, скорее мечтал, чем искал.

– Думаю, что вы неодиноки в этом смысле.
– Легкий вздох

обронила она. - Многие мечтают, ищут и не находят. Чаще

всего стекляшки принимают за бриллианты.

– Если я правильно вас понял, вы тоже ищете голубой

бриллиант?

– Ищу.
– Влажные глаза ее доверчиво и тихо улыбнулись.

– Так, может. .
– он сделал паузу, устремив на нее слегка

смущенный взгляд, - объединим усилия и будем искать

вместе?

Она дружески и весело рассмеялась и потом, погасив

смех, сказала серьезно:

– Я поддерживаю вашу идею. Мне она нравится. Итак -

вместе на поиски голубого бриллианта.

Помолчав немного, он заговорил, как бы размышляя

вслух: - Почему я вас не встретил ну хотя бы лет десять тому

назад?

Она понимала, что его гложет, и старалась развеять его

сомнения.

– Вы все о возрасте своем, - сказала она.
– Забудьте о

нем - у вас прекрасный возраст. Вспомните Мазепу и Марию.

Или семидесятипятилетнего Гёте и шестнадцатилетнюю

Ульрику.

– Вы еще скажите, как один иранский крестьянин

женился в четвертый раз, когда ему было сто тридцать три

года, на столетней даме. У них было шесть детей и

шестьдесят пять внуков. Все это аномалии из Книги Гиннесса,

– с грустью вставил он.

Увлекшись разговорами, они ослабили внимание

Настеньке, девочке это явно не понравилось, она начала

капризничать, и Зорянкиным пришлось проститься с

гостеприимным, милым хозяином.

2

Для Маши это была бессонная ночь - ночь раздумий,

сомнений и грез. Мысленно она иронизировала над собой:

"Втюрилась, как шестнадцатилетняя девчонка", и радовалась

185

такому событию. На душе было просторно, легко и необычно,

как никогда ново. Вспоминала моряка - Олега, сравнивала.

Ничего похожего. Там было увлечение, зов плоти, своего рода

любопытство. Но не было пожара души, безумства чувств,

нахлынувших внезапно, как ураган. К Олегу даже нежности не

было такой, какую она испытывала к Иванову. "Какой же ты

прекрасный и желанный, мой Алеша, - мысленно произнесла

она и прибавила: - Необыкновенный самородок. Ты достоин

голубого бриллианта, и я буду им".

Так рассуждала Маша Зорянкина в ту бессонную ночь.

А "необыкновенный самородок", проводив Машу и

Настеньку, метался по мастерской, обуреваемый вихрем

приятных мыслей и всепроникающих чувств. Огромное,

всепобеждающее чувство овладело им безраздельно и

властно, и он всецело доверился этой стихии, покорно и

безрассудно отдал себя ей с мыслью: будь что будет. Он