Голубой бриллиант (Сборник)

испытательным сроком, который они выдержали без сучка .и

задоринки. Чем лучше они узнавали друг друга, тем сильнее

разгорались их чувства. И напрасно Лариса Матвеевна тешила

себя мыслью, что этот странный, скороспелый и, конечно же,

неравный брак продлится какой-нибудь месяц, ну от силы

полгода. Маша поймет свою ошибку, первый угар пройдет,

наступит разочарование, и дочь вернется в родные пенаты.

Напрасные иллюзии: Маша боготворила Алексея Петровича

прежде всего не как художника, талант которого она высоко

ценила, а как человека. Она признавалась ему:

– Знаешь, Алеша, если для тебя наша любовь

последняя, то для меня первая. По-настоящему я никого не

любила и только сейчас познала, что такое любовь и счастье.

Твой Лев Толстой был прав, когда говорил: кто любит, тот

счастлив.

Что же касается Иванова, то он считал себя самым

счастливым человеком в этом поганом, мерзком мире и в

униженной, разграбленной и обездоленной России, где,

кажется, уже не может быть не только счастья, но и

первозданных высоких чувств. И все-таки, несмотря на голод,

невзгоды, агрессивность и озлобление, на ненависть и

нравственное гниение, большинство людей не роняло своего

человеческого достоинства, не превращалось в скотов и

зверей и хранило в своих сердцах святое чувство - любовь.

Конечно, в годы Великой Отечественной это чувство было

намного возвышенней, ярче, чище и светлей, чем в годы

перестроечной смуты. Но то было и время другое, и люди

другие - духовно и нравственно богаче, сознание и сердца

которых не поразил заморский вирус.

Как только закончился отпуск Маши и она вышла на

работу, Иванов как-то особенно остро ощутил тоску по делу. Он

не терпел праздности и безделья, они тяготили его, создавали

тот душевный неуют, когда человек чувствует себя

растерянным и потерянным. А дел у Алексея Петровича всегда

было по горло. И все неотложные, все важные.

Отформованные в гипсе работы надо было переводить в

материал: камень, металл, фарфор, дерево. И прежде всего

"Девичьи грезы", для которых и блок мрамора уже был

приготовлен. Помнил он и заявку шведа.

203

Своими замыслами он поделился с Машей и получил ее

благословение. В тот день Маша трижды звонила ему из

редакции, задавала один и тот же вопрос:

– Что делаешь, родной?

– Рисую.

– Кого?

– Тебя, любимая.

– Зачем?

– Скучаю по тебе.

– А рисунок помогает?

– Чуть-чуть. Я рисую и мысленно разговариваю с тобой.

– Но там же есть гранитная Маша. Поговори с ней.

Через полчаса она снова позвонила:

– Насчет обеда все помнишь?

– Спасибо, любимая, не беспокойся.

Потом через час еще позвонила, но телефон не ответил.

Вечером он пришел домой раньше Маши и сразу

позвонил Зорянкиным. Трубку взяла Лариса Матвеевна. Он

вежливо поздоровался и не успел спросить о Маше, как теща

ответила подчеркнуто холодно:

– Она уже уехала.

Он начал готовить ужин.

За ужином они рассказали друг другу, как провели этот

день. Маша напомнила Иванову о рисунке:

– Ты вправду меня рисовал?

– Конечно. Хочешь удостовериться?

– Сгораю от нетерпения, - шутливо ответила Маша.
– Ты

же знаешь, что все женщины немножко тщеславны.

Показывай.

Алексей Петрович принес лист картона, на котором углем

была нарисована скульптурная композиция. Ее он задумал

полмесяца тому назад в ту первую брачную ночь, когда Маша

предстала перед ним в костюме Евы. Тогда он был потрясен

изяществом ее грациозной фигуры, над которой мать-природа

поработала на славу. Поражала и очаровывала строгая и

стройная гармония плавность линий. И какая-то неуловимая,

воздушная легкость движений и целомудренная женская стать.

Тогда он мысленно воскликнул: "Неповторимый идеал!" И

тогда же представил себе, как он воплотит это неземное

очарование в неотразимой по красоте и возвышенности

композиции. Эту композицию он вынашивал в течение двух

брачных недель, проведенных вместе с Машей. Да, он

подчинился ее просьбе не работать целый месяц, дать себе

204

отдых: две недели не прикасался ни к пластилину, ни к глине,

не держал в руках молоток. Но мысль его работала постоянно,

даже тогда, когда сидели с Машей в концертном зале "Россия"

и наслаждались изяществом и гармонией музыки и танца

славного коллектива "Гжель", очаровательной статью и

красотой танцовщиц. (В антракте Маша тогда сказала Иванову:

"А девчонки - одна краше другой. Благодатная натура хоть для

живописца, хоть для скульптора. Ты не находишь?" - "Я уже

нашел, - ответил он, нежно сжимая ее руку.
– От добра добра

не ищут: и ни одна из этих красавиц не сравнится с тобой".)

Фантазия Алексея Петровича рисовала несколько

вариантов новой композиции, пока не набрела на ту, что была

изображена углем на листе картона. В композиции две фигуры:

обнаженная молодая женщина и лебедь - символ верности и

чистоты. В женщине Маша узнала себя. Композиция произвела

на нее сильное впечатление.

– Милый Алеша, мне незачем тебе льстить, - заговорила

она, не отрывая глаз от рисунка.
– Здесь ты превзошел самого

себя. Я представляю это чудо в материале.

– В каком именно?

– В любом - в мраморе, бронзе, фарфоре.

– А в дереве?
– Маша не ответила, и Алексей Петрович