Good night, Джези

1. Что человек должен жить там, где его пуповина зарыта.

2. Что я горько пожалею, потому что на чужбине и собака горюет.

3. Что один такой, который эмигрировал и там похоронен, по ночам в могиле воет.

4. И что только через его труп.

И он меня, если захочет, убьет, потому что право имеет как меня сотворивший, и судить его никто не будет, потому что в детстве он переболел менингитом. И, наверное, убил бы, но я у него спросила: «А Бог? Он тебя не осудит? Бога ты не боишься?» Он задумался и сказал: «Бога-то я боюсь, а раз боюсь, значит, Бог есть, иначе б я не боялся». И, поразмыслив, не стал меня убивать. А мама только шепнула мне на ухо: «Беги отсюда, в этой стране живет дьявол», — и закрыла за мной дверь.

Машина еще прибавила скорость, и этот, за рулем, стал, подмигивая мне в зеркальце, соблазнять: мол, наверняка мы слышали про такие места для избранных, где можно невесть что увидеть или пережить анонимно, без опаски и со скидкой. Клаус покраснел от злости, он все еще его не узнал, ну и я к нему пододвинулась, чтобы шепнуть тихонько, кто это, и спасти положение, потому что мне стало стыдно за нас обоих, что мы себя ведем как заезжие варвары. Но Клаус надулся и демонстративно отодвинулся, а я почувствовала, будто сижу на пороховой бочке, которая вот-вот взорвется.

Вдруг смотрю налево: где-то я это видела. Гигантский корабль под названием «Пекин». Только где? Вдруг вспомнила: в туристическом справочнике. И кричу: «Спасибо большое, если это Морской порт [29] , высадите нас, пожалуйста». Он притормозил, а Клаус вздохнул с облегчением. Я открыла дверцу, а ряженый разводит руками: «Ну да, это Морской порт, только вам-то он зачем? Нет ничего в этом Морском порту. Скучища». И тогда Клаус ответил — довольно-таки по-хамски, что ему несвойственно: неужели непонятно, жена ведь ясно сказала.

29

Исторический пешеходный район «Морской порт у Саут-стрит» с множеством магазинов, ресторанов и музеев.

— Жена? — Тот вроде как удивился.

— Жена.

— Ваша жена?

— Моя жена.

— Ну, в таком случае это Морской порт.

А Клаус, выходя, видно, чтоб сгладить впечатление — он ведь по природе вежливый, даже когда перепуган, — сказал:

— А вы, наверное, эмигрант.

— Почему — эмигрант?

— Акцент.

— И у вас акцент — немецкий.

— А вы из Восточной Европы.

— Скорее, Центральной. Жил на сквозняке: с одной стороны немцы, с другой русские.

— Ну и слух у вас, мистер Косинский, — вмешалась я, внезапно вспомнив его фамилию. — Я и вправду из Москвы.

И тут до Клауса дошло. Он стукнул себя по лбу и стал извиняться, что свалял дурака. Меня разобрал смех, и я спросила:

— И часто вы так забавляетесь?

А он:

— Впервые.

И добавил по-русски, но с акцентом, что я — самая красивая женщина, какую он когда-либо видел, у меня глаза, как у Анны Карениной, и прекрасная нежная кожа. Про кожу он добавил после того, как меня погладил, вручая визитную карточку — я сразу же отдала ее Клаусу и к нему прижалась, чтобы этот тип чего не подумал. А Клаус, на нашу общую беду, дал ему свою со словами, что для него это большая честь, что он очень рад, — и разошелся, норовил еще что-то сказать, но я его оттащила. Тем более что меня бросало то в жар, то в холод, закололо под лопаткой, и я поняла, что всё, хватит. Я хочу в гостиницу.

Я в самом деле хотела, хотя чудесно и горько пахло океаном, а рыбаки расставляли большие железные столы на завтрашнее утро. А вокруг рестораны и есть на что посмотреть. Машина с писателем уехала, но только не взаправду уехала — это я потом поняла.

Я хотела сразу идти в гостиницу, но Клаус уперся: он голодный, мы ведь только пили, притом на пустой желудок. Жаль, здесь всюду полно народу. И потащил меня дальше, на Ладлоу-стрит. Ресторанчик был маленький, несколько столиков. Сначала я подумала — греческий, потом — французский, короче, какая-то помесь, как мой пес Дедуля. На стенах фотографии актеров, в основном неизвестных, зато с автографами. Почти пусто, только в углу за составленными столиками человек восемь, мужчины и женщины, отмечают, видимо, день рождения толстяка: тосты, смех.

Клаус съел стейк; он все не мог надивиться: как же так, я его узнала, а он не узнал; я только запила водой таблетки и — нате вам, глядим: входит. Потом я уже не сомневалась, что он за нами следил, сто процентов, но поначалу подумала: как знать, бывают же такие странные совпадения. А он нас будто не видел, разыгрывал очередной спектакль. К нему подошел официант — молодой, высокий, худой и очень печальный; он долго, обстоятельно заказывал репчатый лук: чтобы обязательно свежий, нарезан кружочками, ни в коем случае не порублен. Официант вытаращил глаза.

— Что еще?

— Это все.

— А пить ничего не будете?

— Воду.

— Воду?

— Воду, комнатной температуры, без лимона. — И добавил: — Что, очень сложный заказ?

Официант пожал плечами, пошел на кухню и быстро вернулся с луком и водой, смотрит — а за столиком никого нет. Опять вытаращил глаза, покачал головой и пошел обратно на кухню. Уже подходил к двери и тут услышал:

— Что-то не так?

Обернулся и увидел, что он преспокойно сидит себе за столиком.

— Где же вы были?

— Как — где? Сижу и жду свой лук.

Официант покачал головой на тонкой шее, поставил перед ним лук и отошел, на каждом шагу оборачиваясь и пожимая плечами. А он ел лук — так медленно и изящно, будто безумно дорогое блюдо, а закончив, запил водой и сделал вид, что только сейчас нас заметил.

— Вы за мной следите? — И пересел к нам. Официант подошел с новой порцией лука, но он покачал головой: — Спасибо, я уже сыт.

И, несмотря на наши протесты, заказал бутылку вина. Официант спросил, уверен ли он, а он ему, что ни в чем не уверен, но верит в случай и только случай, например, Авраам Иошуа Хешель, раввин и философ, утверждал, что вообще все зависит от случая. Человечество начинается с отдельного человека, а история — с одного события. То, что мы выжили, несмотря на то, что пережили, то, что сидим тут, где сидим, — чистая случайность, впрочем, весьма приятная.

Я спросила, шутка ли это.

— Что?

Что он залез под стол.

— А что тут странного?

— Зачем было прятаться от официанта?

— Вы заметили? — обрадовался он. — Я всегда, как только куда-нибудь вхожу, сразу выбираю место, где можно спрятаться. Такая у меня привычка.

— У вас туфли торчали из-под скатерти.

— Спасибо. В следующий раз буду внимательнее. У вас красивый пиджак.

Это он сказал Клаусу и тем самым окончательно его купил. Клаус покраснел как мальчишка и спросил:

— Вам правда нравится?

— Я же говорю.

— Серьезно?

— Смертельно.

Я объяснила, что Клаус — дизайнер, и этот пиджак — его собственная модель. А он повторил, что пиджак действительно превосходный и что немцы всегда славились дизайнерскими талантами. Клаус недоверчиво: скорее итальянцы или французы. А он: нет, нет, никакого сравнения, он имеет в виду мундиры, черные с железными украшениями — черепа эти, гениально придумано! Потом вся Америка подражала немцам. Hells Angels [30] , поколение рок-н-ролла, армия, Кельвин Кляйн, да вообще все.

30

«Ангелы ада» — крупнейший в мире мотоклуб байкеров.