Горчаков. Пенталогия

У сходней меня встречал невысокий мужчина с аккуратной седой бородкой колышком. Подполковник — судя по погонам. Довольно высокий чин по меркам немногочисленной жандармерии, а вот маг, похоже, не самый выдающийся — едва дотягивающий до положенного седьмого класса, да еще с явно не боевой специализацией.

— Доброго дня, ваше высокоблагородие. — Я чуть склонил голову. — Мы прибыли к вам с высочайшим поручением.

— И каким же?

Верховный жандарм “Бисмарка”смотрел с недоверием, но дорогу все-таки освободил. Я — уже во второй раз в жизни — ступил на палубу германского крейсера и достал из кармана подаренное Багратионом кольцо с магическим вензелем его светлости.

— Именем ее императорского величества — “Бисмарк” переходит под мое командование, — твердо проговорил я. — Дело государственной важности.

Мы стояли так, что вряд ли кто-то еще видел, что я держу на ладони. Тайный знак от самого верховного жандарма Империи был аргументом посерьезнее любой бумаги… и все-таки даже его оказалось недостаточно.

— Кхм… ваше сиятельство, — отозвался подполковник. — Вы ведь понимаете, что подобное требование… едва ли выполнимо. Я имею… определенные инструкции, и должен как минимум лично убедиться, что…

— Ваше высокоблагородие — прошу… на два слова.

Я взял жандарма за локоть и аккуратно, но решительно потянул в сторону носа “Бисмарка” — туда, где нас не могли услышать.

— Я полностью понимаю ваше желание проверить столь… странное распоряжение, — снова заговорил я, когда мы отошли на десяток шагов. — И все же смею предположить, что вы уполномочены принимать решения без оглядки на высшие чины. И именно поэтому прошу: доверьтесь мне. Сдайте командование судном и сойдите на берег. Без лишних вопросов.

Командир жандармов не хватал звезд с неба, но ни трусом, ни уж тем более дураком определенно не был. И наверняка уже успел сообразить, что я едва ли мог бы появиться здесь без предупреждения “сверху”.

— А если я откажусь? — поинтересовался он.

— Думаю, ответ и так ясен, ваше высокоблагородие. — Я пожал плечами. — Вы знаете, кто я такой — а значит, прекрасно осведомлены и о моей репутации, и о возможностях. Корабль в любом случае снимется с якоря на рассвете. С вашего позволения — или без него. Думаю, в наших общих интересах обойтись… без непростительных в такое время излишеств.

Жандарм хмуро сдвинул брови и чуть привстал на цыпочках, заглядывая мне через плечо. Пытался хотя бы примерно сосчитать, сколько Одаренных уже собрались на набережной у сходней. И картина его явно не обрадовала.

— Что ж… — с явным сомнением пробормотал он. — Думаю, я действительно могу обойтись… Мои люди сойдут на берег, ваше сиятельство.

— Не раньше, чем наступит утро. — Я чуть склонил голову. — Мне может понадобиться ваша помощь. Остальным я предложу быть моими гостями в кают-компании. Но когда мы снимемся с якоря, всем, конечно же, позволят покинуть борт. Разумеется, вы сохраните оружие. И уверяю, ваше высокоблагородие, — Я придвинулся чуть ближе, — за все происходящее — равно как и за его последствия — перед высшими чинами буду отвечать я и только я. Слово дворянина.

— Как пожелаете, ваше сиятельство, — вздохнул жандарм. — Корабль ваш.

Именно это я и ожидал услышать — и где-то через полчаса на “Бисмарке” уже освоилась новая команда. Кое-кого специально ради такого случая выдернули со своих кораблей Бельские со старым князем Юсуповым. Настоящих матерых моряков из них было от силы человек сорок, но я не собирался в длительную автономку. Вряд ли трудившиеся на торговых судах кочегары, механики и мотористы знали, как обращаться с орудиями крейсера, но в паровых машинах как будто разобрались без особых проблем.

А по военной части я перестраховался – и лично пригласил принять участие в операции Шестопалова с Судаевым. И оба, как ни странно, согласились без лишних вопросов. Хоть каждый, конечно по своей собственной причине. Артиллерийский полковник, похоже, доверял мне безгранично, а оружейник из Нижнего Новгорода без разговоров отправился бы хоть к черту на кулички, узнав, что там ему дадут покопаться в передовых убойных железках.

В апреле я не успел толком рассмотреть “Бисмарк” — не теперь времени у меня предостаточно. Паровые машины готовятся к походу несколько часов, жандармы уже надежно устроены в кают-компании, команда на местах, а вокруг тихо — только прогуливаются вдоль набережной парочки любителей петербургских белых ночей. Вряд ли кто-то из них обратит внимание, как в сиреневом полумраке над трубами крейсера появляется дымок. А если и так — уж точно не побежит докладывать городовым или лично Багратиону. Да и у его светлости сейчас наверняка появились дела поважнее. А когда “Бисмарк” снимется с якоря, бояться будет уже нечего: на открытой воде у этой машины соперников на сотни километров вокруг попросту нет. А толстенная броня выдержит даже Свечку, Копье и чуть ли не все известные мне заклятия. Конечно, Дар мага высших классов прожжет и десять, и двадцать двадцать сантиметров стали, и такие мастодонты у наших противников наверняка найдутся. Но их возьмет на себя дед с остальными могучими старцами. Моя роль в завтрашнем спектакле другая. Поменьше, проще на первый взгляд — но в чем-то, пожалуй, и сложнее.

Но пока крейсер только просыпался. Оживали в машинном отделении где-то глубоко под палубой паровые машины. Разгоралось пламя в печах, грелись котлы. Ждали своего часа снаряды для корабельных пушек. Едва слышно поскрипывали доски, отзываясь на незнакомые еще шаги. Пожалуй, “Бисмарк” уже успел забыть, когда здесь в последний раз было столько людей. Могучей боевой машине куда спокойнее было у гранитной набережной, но строилась она не для этого. Крейсер лишился родной команды — но будто сам уже рвался в бой.

И вроде как был совсем не против послужить мне.

Я остановился и опустил ладонь на борт — и сталь отозвалась едва заметной вибрацией. То ли приветствовала нового хозяина, то ли просто передавала мерный гул котлов где-то внизу. И я, пожалуй, готов был увидеть в этом добрый знак или…

— Ваше сиятельство?..

Шестопалов появился рядом незаметно. Впрочем, шума вокруг было достаточно, и при желании ко мне подкрался бы даже дед с его тяжеленной тростью. А полковник не отличался солидной статью, да и ступал как-то робко, словно боясь потревожить мне. На мгновение я даже ощутил что-то похожее на стыд: бедняга ведь мог вписался в сомнительную авантюру и оттого, что банально побоялся отказать сиятельному князю. От которого, можно сказать, зависела судьба чудо-панцера, который Шестопалов так красочно описывал.

— Вижу, вам нравится этот корабль, — мягко проговорил он.

— Едва ли подобное может не восхищать. Во всяком случае — человека, которому приходилось носить военную форму. — Я пожал плечами. — Эта машина практически совершенна.

— Безусловно, безусловно, ваше сиятельство, — закивал Шестопалов. — Однажды и мы сможем построить что-то подобное — и даже превзойти германских инженеров. Боюсь, уже скоро подобные корабли станут необходимостью.

— Я лично знаю пятерых… нет, пожалуй, даже шестерых Одаренных, способных пробить эту броню. — Я похлопал по стальному борту. — Но не могу не согласиться с вами, господин полковник. Мир меняется куда быстрее, чем хотелось бы — и нам остается только пытаться угнаться за ним… А Рейх уже сейчас делает подобные машины.

— Думаете, война неизбежна?

Не знаю, собирался ли Шестопалов задать этот вопрос — или слова вырвались нечаянно, против его собственной воли. Но, так или иначе, он затронул тему, которая на самом деле волновала больше всего. Пожалуй и меня тоже — разумеется, после исхода завтрашней операции.

— Война? Многие в Государственном совете готовы обвинить немцев во всех бедах Империи, — вздохнул я. — И на границах Привислинских губерний сейчас неспокойно. Одному Богу известно, во что это может вылиться.