Горчаков. Пенталогия

— Увы. — Шестопалов склонил голову. — Признаться, я до последнего не верил, что подобное возможно. Но теперь…

— Не верили?

— Нет, ваше сиятельство. Мне не хуже вас известно, чему учат юнкеров военных училищах. — Шестопалов улыбнулся одними уголками рта. — Преподаватель или ротный произносит “потенциальный противник” — и имеет в виду Священную Римскую Империю германской нации.

— И это вас удивляет? — Я вспомнил свой первый разговор с Куракиным. — Рейх обладает одной из сильнейших армий в Европе, если не сильнейшей. Военная промышленность…

— Все это, безусловно, верно, — кивнул Шестопалов. — Более того — немцы всегда были весьма амбициозны. Но мне трудно представить себе, что германский кайзер отважится на открытое противостояние с Россией.

— Даже сейчас? — усмехнулся я.

— Да. И даже с такими машинами. — Шестопалов шагнул вперед и коснулся борта. — Этот крейсер стоит несколько миллионов рублей… или примерно вдвое больше германских марок. И, как вы верно заметили, его — теоретически — может уничтожить всего один сильный Одаренный. И все же даже аппарат, подавляющий родовую магию, не способен мгновенно изменить расклад сил. Рейх обладает колоссальным военным потенциалом — но он, фактически, рассредоточен едва ли не по всей Европе. Войска подчиняются региональным правителям. Единое командование, конечно же, присутствует, но скорее формально. И даже огромное войско при таком раскладе не выдержит продолжительных военных действий на чужой территории. — Шестопалов на мгновение задумался. — Что, собственно, и доказал пример Наполеона Бонапарта полтора века назад. А российская армия при куда меньшей численности однородна. Ее величество может за несколько месяцев мобилизовать миллион человек и вооружить их. В случае потери западных территорий и даже самой столицы заводы на Урале и за ним способны обеспечить техникой…

— Опасные слова, господин полковник! — проворчал я. — Не советую вам говорить об отступлении за Урал — даже тем, кого вы считаете достойными доверия.

— Да… конечно, ваше сиятельство. — Шестопалов зажмурился и тряхнул головой так, что едва не уронил с носа очки. — Но я лишь хотел сказать, что Россия выиграет войну — даже в таком случае! Мы можем проиграть несколько битв, отойти от границы — а потом непременно…

— А вас не смущает цена, которую придется за все это заплатить?

Слова Шестопалова звучали разумно, да и двусмысленного в них на самом деле было не так уж и много — но я почему-то вдруг почувствовал самую настоящую злость. Будто сама мысль о масштабной войне с Рейхом вызвала у меня приступ зубной боли.

Видимо, от этого я и зыркнул так, что бедняга полковник втянул голову в плечи и попятился, рискуя запнуться и свалиться на палубу. А мне стало стыдно: в самом деле — едва на сорвался на крик, да еще и буквально на ровном месте…

— Пожалуй, нам всем стоит немного отдохнуть. — Я заложил руки за спину и неторопливо двинулся в сторону мостика. — Хватит разговоров. Завтра тяжелый день.

— Разумеется, ваше сиятельство. — Шестопалов с явной охотой закивал — видимо, радовался, что не попал под раздачу. — Где прикажете вас искать… если вдруг?.. Вы займете капитанскую каюту?

— Да, вероятно, — усмехнулся я. — В каком то смысле, я ведь теперь — капитан.

Глава 30

Цепь с тяжеленным якорем еще гремела, втягиваясь и занимая положенное ей место под палубой, а “Бисмарк” уже разворачивался. Чуть подался вперед — и тут же принялся забирать влево, будто отмеряя флагом на носу пролеты Дворцового моста один за одним. Так близко, что на мгновение я даже успел испугаться.

— Зацепим… — едва слышно прошептал кто-то — кажется, Шестопалов.

— Не зацепим.

Рослый дядька в форме капитана военного флота — то ли кто-то из Гагариных, то ли дальний родственник старого князя Юсупова — был немногословен. Зато дело свое знал, похоже, отлично: штурвал в его руках крутился, как бешеный, и громадина крейсера подчинялась. Прошла чуть ли не вплотную к могучим каменным опорам и вскоре нацелилась форштевнем прямо на Кунсткамеру, втискиваясь поперек в опасно-узкое русло. В этом между двух берегов Невы прогулочные и торговые суденышки порой сновали разве что не десятками, но для огромного “Бисмарка” простора оказалось маловато, буквально на грани. Я до последнего опасался, что несколько километров до устья придется идти задним ходом — и все же рулевой справился. Крейсер лег на курс и понемногу набирая ход устремился к заливу.

Благовещенский мост еще даже не начали сводить, так что его мы тоже проскочили без труда. Разве что несказанно удивили суетившихся на неразведенных пролетах городовых и техников. За почти полгода они наверняка уже успели привыкнуть, что “Бисмарк” остается у набережной, понемногу превращаясь в неотъемлемую часть городского пейзажа — почти такую же, как Зимний, Адмиралтейство или возвышающейся над водой шпиль Петропавловской крепости.

И вдруг стальная громадина не только снялась с якоря — а еще и сделала почти невозможный разворот между гранитных берегов и устремилась по реке. Будто хищник, вырвавшийся, наконец, из клетки.

На мостике делать было больше нечего, так что я спустился на палубу. “Бисмарк” как раз протиснулся мимо изгиба реки у Адмиралтейских верфей и выходил к устью, где Нева разом становилась чуть ли не впятеро шире. Восходящее над крышами утреннее солнце уже вовсю играло бликами на воде, превращая все вокруг в один сплошной яркий блеск, и уже ставший привычным за ночь мандраж понемногу исчезал, растворяясь в ветре с залива. Все, что могло не получиться — уже получилось, и теперь шестеренки операции понемногу раскручивались.

Даже издалека я чувствовал вспышки Дара — дедово воинство уже начало действовать, и в столице понемногу разгорался костер. Пусть не такой масштабный, как в апреле — зато заметно ярче. Накрывали всех сразу, одним махом — и среди названных Куракиным, попадались и сильные Одаренные, и те, кто за последние смутные полгода успел обзавестись разве что не целой армией.

Но моей самой большой проблемой пока оставался полицейский катер, ковылявший по волнам залива наперерез “Бисмарку”. Не слишком торопливо и будто даже как-то неуверенно — и все же не настолько, чтобы мы успевали проскочить мимо него на еще не успевших набрать полный ход машинах. Командир крохотного суденышка, похоже, заподозрил неладное — и теперь спешил проверить.

Что ж… Если так — самое время провести небольшую акцию устрашения. Немного беспорядка пойдет только на пользу дела. Андрей Георгиевич, застывший на носу неподвижной грузной фигурой, мне вряд ли поможет, а вот Шестопалов… артиллерист он, или нет, в конце то концов?

— Ваше высокоблагородие! — Я отыскал глазами выбравшегося на палубу следом за мной полковника. — Могу ли я попросить вас о небольшой услуге?

— Разумеется, ваше сиятельство!

Шестопалов оказался рядом быстрее, чем я успел моргнуть — видимо, уже успел пожалеть о своем вчерашнем выступлении и теперь спешил хоть как-то загладить вину. Вид у него был не то, чтобы подобострастный, но уж точно готовый выполнить… почти что угодно.

— Не сомневаюсь, что наши люди уже успели разобраться с корабельным вооружением. — Я указал на носовое орудие. — И я был бы крайне признателен, если бы вы дали понять вон тому полицейскому катеру, что не следует мешать нам пройти к заливу.

Шестопалов нахмурился и поджал губы — но отказать или уж тем более спорить не отважился. Уже через минуту вокруг пушки закопошились бойцы, лязгнул орудийный замок — а потом над Невой прокатился грохот. В нескольких десятках метров перед носом полицейского катера поднялся столб воды высотой в два этажа. Аргумент, по-видимому, оказался достаточно убедительным: суденышко почти сразу сменило курс и направилось к берегу — доложить. Командир явно решил не геройствовать, а доложить, куда следует.