Гордиев узел

В следующие дни он то и дело заводил об этом речь:

— Нет, ты действительно уверен, что эта церковь на картине и в самом деле находится в Нью-Йорке?

— Повторяю: я, конечно, не исключаю, что точно такая же церковь есть и в Варшаве. В Висбадене, например, есть церковь, построенная по проекту Шинкеля. Главный архитектор города купил чертежи в Берлине и построил по ним копию. И кажется, точно такая же церковь стоит где-то в Берлине или под Берлином. Но в данном случае мне трудно себе такое представить, американцы скорее взяли бы в качестве образца Шартр, чем Варшаву, а полякам строить по американским образцам — сам понимаешь…

В последний вечер Георг спросил друга, не может ли он позвонить своим друзьям в Нью-Йорке и попросить их приютить его на несколько дней.

— Попробую.

— Сделаешь?

— Прямо сейчас?

— Я сегодня утром был в бюро путешествий. Лечу через неделю из Брюсселя.

— И надолго?

— Пока не найду ее.

— Ты понимаешь, что Нью-Йорк — это не Кюкюрон? — Друг наморщил лоб.

— Понимаю. Я даже понимаю, что Франсуазы там вообще может не оказаться. Но зачем ей понадобилось врать про эту картину?

— Мы же не знаем, откуда у нее эта картина. Может, она и сама не знала, что это за церковь.

Георг раздраженно посмотрел на него:

— Ты, наверное, успел заметить, как я тут живу в последнее время. Что мне тут торчать? Уж лучше я возьму свои последние пару тысяч и… Не знаю пока, как я ее буду искать, но что-нибудь придумаю.

Когда друг уехал, Георг начал освобождаться от своего хозяйства. Он продал все, что можно было продать, а то, что никому не было нужно и не помещалось в машину, выбросил.

Через неделю он сдал ключ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Георг выехал после обеда, ближе к вечеру, и ехал всю ночь. У Бона он проскочил съезд на Париж, и у Дижона автомагистраль кончилась. Он поехал по обычному шоссе через Труа и Реймс. Он несся по темным городам и деревням, сквозь желтый матовый свет придорожных фонарей. Перед ярко освещенными пешеходными переходами он сбрасывал скорость, время от времени останавливался на пустых перекрестках и ждал зеленого сигнала светофора. Все словно вымерло — ни людей, ни машин. В Реймсе он нашел бензозаправочную станцию, работавшую круглосуточно, и залил полный бак: сигнальная лампочка на приборной доске уже давно моргала. Потом он проезжал мимо собора. Его фасад напомнил ему картину в комнате Франсуазы.

После мучительно долгого паспортного контроля, во время которого французские таможенники неторопливо допытывались, откуда, куда, зачем, он в Монсе опять выехал на автомагистраль и в половине восьмого был уже у своих друзей в Брюсселе. У них кипела утренняя жизнь: Феликс торопился на службу, Гизела — на поезд в Люксембург, где она работала переводчицей в Европейском парламенте, а старший из двух малышей — в детский сад. Георга встретили с дружелюбным удивлением, но тут же забыли про него в суматохе, за сборами, завтраком, отъездом и приездом няньки. Да, конечно, машину он может оставить у них. Гизела на ходу обняла его:

— Ну, счастливо тебе! Удачи в Америке!

Заметив что-то в его лице, она спросила:

— У тебя все в порядке?

И через секунду исчезла.

Нянька отвезла Георга в аэропорт. В самолете он в первый раз почувствовал страх. Он думал, что оставил позади только Кюкюрон, где ему уже нечего было терять, но теперь у него было такое чувство, как будто за плечами у него вся жизнь.

Это был дешевый рейс, на самолете с узкими, неудобными сиденьями, без напитков и ланча. И без телевизора. Георг, правда, был доволен, что сэкономил на наушниках, но картинки, даже без звука, могли бы хоть немного отвлечь. Он долго смотрел в окно на облака над Атлантикой, потом уснул и проснулся лишь через несколько часов. Все болело — шея, спина, ноги. За красными облаками садилось солнце, зрелище безжизненной красоты. Когда самолет приземлился в Нью-Йорке, было уже темно.

На паспортный и таможенный контроль, поиски автобуса в город и саму поездку ушло два часа. Прибыв на автовокзал, располагавшийся в многоэтажном здании, Георг взял желтое такси. В одиннадцать часов движение было все еще довольно интенсивным. Водитель, ругавшийся по-испански, ехал слишком быстро и то и дело тормозил. Через некоторое время они выехали на прямую, как стрела, дорогу. Слева тянулись высокие дома, справа — темные деревья. Георг был радостно возбужден, с интересом смотрел по сторонам. Это, наверное, Центральный парк, а улица называется Сентрал-парк-вест. Такси сделало разворот и остановилось. Приехали. Дорожку от тротуара к входу осенял зеленый балдахин.

Открыв входную дверь, Георг оказался в стеклянном тамбуре. За стеклянной дверью у стола сидел мужчина и читал. Дверь была заперта. Георг постучал. Потом еще и еще раз. Наконец мужчина показал пальцем на что-то сбоку от Георга. На бронзовой табличке слева в алфавитном порядке были расположены фамилии и соответствующие им номера апартаментов, справа — номера апартаментов в порядке возрастания и кнопки звонков. Между этими стройными шеренгами имен и чисел висела трубка переговорного устройства. Георг снял трубку. Раздался громкий шорох, как будто с ним говорили из-за океана.

— Алло!

Георг назвал свое имя и представился гостем мистера и миссис Эпп. Мужчина впустил его, дал ключ от квартиры и показал, куда идти. В лифте было две двери. Когда лифт остановился на седьмом этаже, Георг повернулся лицом к той, через которую вошел, но потом заметил, что за спиной у него открылась другая. Он очень устал. Над Любероном в этот момент уже светало.

Квартира располагалась рядом с лифтом. Георг не сразу разобрался с ключами, и ему пришлось изрядно повозиться, прежде чем он открыл все три замка. Тяжелая дверь захлопнулась за ним, глухо чмокнув. В конце коридора он нашел комнату для гостей, в начале, рядом с входной дверью, — кабинет Эппа и телефонные книги, одну с белыми и одну с желтыми страницами. Никакой Франсуазы Крамски в них, конечно, не значилось. Он стал искать церковь.

В книге с белыми страницами не было ни Иоанна, ни святого Иоанна, ни собора Святого Иоанна. Церкви занимали целую колонку — от Church of All Nations [15] до Church of the Truth, [16] но перечень как будто носил случайный характер. В «Желтых страницах», между «Christmas Trees» [17] и «Cigarettes», [18] Георг нашел перечень церквей, расположенных по конфессиям. Собора, который по описанию мог бы быть «самой большой церковью после собора Святого Петра», похоже, не включал список ни одной малой конфессии. Он сосредоточился на епископальных, лютеранских и католических церквах. Микроскопически маленькие буквы расплывались перед его усталыми глазами, скакали, как блохи, в разные стороны, потом снова выстраивались в длинные шеренги и маршировали плотными колоннами по странице.

15

Церковь Всех Наций (англ.).

16

Церковь Истины (англ.).

17

«Рождественские елки» (англ.).

18

«Сигареты» (англ.).

«CHATEDRAL CHURCH OF ST. JOHN THE DIVINE». [19] Это название даже было напечатано более крупным и жирным шрифтом. Амстердам-авеню и Сто двенадцатая улица. На стене кабинета висела карта города. Георг нашел Амстердам-авеню и Сто двенадцатую улицу, Соборную аллею и сам собор. Он оказался не так уж далеко от дома Эппа. У Георга появилось такое чувство, будто он уже у цели.

2

Он проснулся на тахте в кабинете, в рубашке и брюках, скрюченный, не чувствуя ни рук ни ног, встал, прошел через коридор в гостиную. Солнце лилось в комнату широкими потоками. Георг посмотрел в окно. Внизу сновали взад-вперед машины, за дорогой простирался Центральный парк, вдали в ясное голубое небо вонзались небоскребы Манхэттена. Георг открыл окно, и в комнату ворвались шелест шин, подземный гул метрополитена, крики детей с игровой площадки на краю парка.

19

Собор Святого Иоанна Богослова (англ.).