Гордячка

— Отец, — снова произнесла Кларисса уже более твердым голосом. — Будет только хуже. Оставь его. Он решил, что мы покалечили и захватили Маталию. Наверно, ей и впрямь угрожает опасность. Пусть он идет к ней и спасет ее. Они любят друг друга. Пожалуйста, отец! Я выживу. Отпусти его!

— Ксантье... — прошептал Броган, глядя на Сутбери. — Это все Ксантье. Он знал, что я вернусь за вами, чтобы отомстить. Он всеми нами играл... Вынудил меня совершить такое зверство... — И Броган покачал головой, не в состоянии поверить в то, что натворил. — Но теперь все, Ксантье. Больше я не намерен с этим мириться!

И тут он услышал ее песню, почувствовал на лице ее ладони — они словно коснулись его лба, гладили по голове, утешали. Она любит его, прощает и понимает. Брогана затрясло от отвращения к самому себе, но его ожесточенность смягчила ее песня, и ему стало легко, будто с души упал огромный камень. Все это уже неважно. И Керколди уже неважен.

Но его Маталии грозит опасность! Она совершенно беззащитна! Жажда мщения и страх за любимую боролись в сердце Брогана. Он протянул руки, как часто делал в своих снах, но на этот раз пальцы не ловили пустоту, а стиснули меч — его меч. Они обхватили теплую рукоять, и Броган яростно выхватил его из ножен. Наглая подпись самозванца на документе смеялась ему в лицо, он поддался обману и чуть было не убил невинную женщину. Пора положить конец этой битве.

Глава 27

Изадора кричала, швыряя в голову Ксантье все, что попадалось ей под руку. Щеки ее пошли пятнами, мокрые пряди волос падали на лоб. Он даже не пытался скрыть своего отвращения. Подойдя к ней, Ксантье схватил ее руку и с силой вдавил в перину.

— Все, что ты должна сделать, — родить сына, — хрипло прокаркал он. — И мне плевать, если ты подохнешь на этой кровати. Я, напротив, был бы этому даже рад, так что не искушай меня ускорить твой уход к Творцу.

Повитуха с помощницами вскрикнули от ужаса, услышав эти слова. Изадора с ненавистью плюнула мужу в лицо:

— Идиот! Неужели ты думаешь, я позволю что-то с собой сделать? Даже если я умру или меня прогонят, как предыдущую графиню, я уже распорядилась, чтобы после моей смерти огласили оставленное мною письмо. А знаешь, что там написано? — Изадора выдернула руку и облокотилась на матрас, глядя на Ксантье со злобным торжеством. — Там сказано, что это плод не твоего семени. Так что советую тебе молиться за благополучный исход.

Ксантье надулся и поморщился, будто унюхав вонь гниения. С проклятьем он вновь склонился над женой, на этот раз стараясь не прикасаться к ее потной коже.

— Ты прекрасно знаешь, что это мой ребенок!

— Какая разница! Достаточно одного сомнения, и граф выберет Брогана. Он и без того уже ему благоволит.

— Он благоволит мне! — заорал Ксантье и всадил в подушку кулак буквально на волосок от ее лица. Женщины с криками едва не бросились вон из комнаты, но Изадора и глазом не моргнула, только самодовольно улыбнулась и убрала с лица всклокоченные волосы. Ксантье придал своему лицу спокойное выражение и понизил голос. — Я жалею только об одном — что не я встретил Маталию. Она жена, достойная графа.

Изадора задохнулась и попыталась привстать, но подоспевшая повитуха толкнула ее обратно на постель, напомнив, что это опасно для ребенка.

— Какими же такими бесценными качествами, по-твоему, обладает эта ведьма? Это же просто обольстительница с холодным сердцем!

Ксантье покачал головой:

— Не думаю. Но это уже не имеет значения. Маталии больше нет.

Изадора замолчала, заметив мокрую одежду и всклокоченные волосы мужа.

— Что ты сделал? — тихо спросил она, разогнав женщин. — Где Сутбери?

— Тебе не нужно знать подробности. Достаточно того, что Броган затеял резню, а Маталия с младенцем брошены на произвол стихии. Так что все достанется мне.

— Нам.

— Да, я как-то не учел. Конечно, нам. Керколди достанется нам, а Брогана прогонят или, еще хуже, посадят в темницу за его ночные злодеяния. Он только что нарушил подписанный мирный договор, ему больше никто никогда не поверит. Он будет считаться худшим из подлецов — человеком без чести.

— Забавно, не правда ли, — пробормотала Изадора, — что награда достанется как раз бесчестному братцу?

Ксантье свирепо взглянул на жену, задетый за живое этими словами. Но тут ее лицо исказилось от очередной схватки, и он вышел из опочивальни, не сказав ни слова.

Время шло, а крики в южной башне не утихали, пугая обитателей замка. Граф стоял у входа на ледяном ветру и смотрел на дорогу, дожидаясь возвращения Брогана. Окровавленные волосы Маталии до сих пор стояли у него перед глазами, и он понимал, что ему будет гораздо тяжелее пережить утрату своенравной снохи, чем он мог себе представить. Его не по-стариковски ясный ум анализировал события из жизни, безжалостно приведшие к этой ночной драме. Он был поражен, как быстро все изменилось, поражен тем, что Сутбери мог похитить и даже ранить Маталию после того, как публично отказался от мести. Но жизнь, полная недоверия, давно ожесточила графа, приучила верить дурному легче, чем доброму, и он нисколько не сомневался в том, что именно так и произошло.

Ксантье наблюдал за ним, сидя на стуле у камина, и от его тяжелого взгляда не укрылось растущее беспокойство, с каким отец дожидался возвращения Брогана с Маталией. Волкодав брата сидел подле графа и не отрываясь смотрел на заснеженный холм, откуда, он знал, должен был показаться его хозяин. У ворот беспокойными тенями метались трое волков. Они то садились, то начинали завывать свою волчью песнь, будто хотели о чем-то поведать, и граф никак не мог разгадать, о чем.

Старый слуга подал меховую накидку, и— граф неожиданно ласково на него взглянул. Когда-то они оба были мальчишками, теперь оба состарились. Граф тяжело вздохнул.

— Как думаешь, отчего это волки так странно себя ведут? Заболели? — спросил граф.

— Это волки леди Маталии, — ответил старый слуга.

— А-а-а, волки леди Маталии... А я и не знал, что она заботится о диких зверях.

— Скорее, они о ней.

Граф замолчал, глядя поверх заснеженной дороги. Старый слуга смотрел туда же, потирая подбородок, но ему нечего было ответить на немой вопрос господина.

Солнце нехотя выплывало из-за горизонта, тени становились короче, брезжил зимний рассвет. Вскоре убежал один волк, за ним второй, и остался только черный, резко выделявшийся на белом снегу. Старый слуга ушел, чтобы принести графу горячего сидру.

Крики Изадоры стали глуше и теперь доносились через равные промежутки времени. Одна из помощниц примчалась вниз, объявила, что показалась головка ребенка, и умчалась обратно.

Граф оглянулся на Ксантье, который медленно встал со стула.

— Я выиграл, — тихо сказал он отцу. — Мой ребенок, твой внук, родится первым. Назови меня наследником.

— Нам ничего не известно о судьбе Маталии, так что тебе придется подождать, пока я приму решение.

— Ты больше не можешь откладывать, ты и так уже тридцать лет откладывал. Давно пора решить эту проблему.