Горение (полностью)
Шрифт:
– Каким образом избежим?
– Это я уже продумал. Только оплатите пару моих счетов по картам - я отдал две тысячи, чтобы за дружескою беседой получить от моего сановника все, что требовалось...
– Считайте, что получили.
– А я уж и посчитал, - серьезно ответил Азеф.
– Мне, увы, все приходится считать... Словом, я сообщу моим людям шифрованной телеграммой о выезде Николая ночью, за полчаса перед тем, как поезд отправится из Петербурга. Ясно? "Я же сообщил! Не моя вина, что вы не успели провести акт в дороге!"
– В Ревель никто другой, кроме ваших людей, не собирается?
–
– У ваших на флоте есть контакты?
– Мои - под контролем. Стрелять и взрывать без приказа не станут. А все другие - ваша забота. Ищите.
В тот же день Герасимов попросился на прием к Столыпину; премьер любезно пригласил на чай; расспрашивал о новостях, был, как всегда, чарующе добр, но тем не менее на прямые вопросы не отвечал, предпочитал давать обтекаемые ответы; взгляд потухший, сеть мелких морщин под глазами; сдал, бедняга.
– Думаю, охрана августейшей семьи будет на этот раз особенно сложной, задумчиво сказал Герасимов.
– Я бросил на эту работу практически всех моих людей, столица останется без охраны...
– Почему "особенно сложной"?
– спросил Столыпин, помешивая длинной ложечкой крепкий чай в своем серебряном, ажурном подстаканнике.
– Потому что террористы имеют все данные о маршрутах и плане августейших встреч.
– Как они к ним попали? Измена?
Герасимов вздохнул:
– Демократия, а не измена, Петр Аркадьевич... Эсеров снабжают материалами британские журналисты, там ведь все открыто, не то что у нас...
– Я попрошу Извольского снестись с нашим послом в Лондоне по этому вопросу...
И тут Герасимов з а п у с т и л:
– Ах, Петр Аркадьевич, я ведь не об этом... Меня страшит иное: поскольку все силы охраны будут передислоцированы в Ревель, северная столица остается совершенно незащищенной... Найдись десять человек, которые бы рискнули взять власть, - особенно если имеют связи с армией и полицией, - она, как спелое яблоко, сама бы упала им в руки... Да здравствует республика! Или конституционная монархия, коли с кем из великих князей уговорятся...
Столыпин закаменел лицом; хотел было резко подняться, но сдержал себя (не желает выдавать волнение, понял Герасимов; знает, что я к нему достаточно присмотрелся, каждый его жест расписал по формулярчикам); спросил холодно:
– У вас есть какие-то сведения о такого рода возможности, Александр Васильевич?
Герасимов медленно поднял глаза на премьера, долго молчал, потом ответил чуть не по слогам:
– Я ф а н т а з и р у ю, Петр Аркадьевич... Но это вполне реальная фантазия... Во имя России люди ведь и на больший риск шли...
Ну же, думал он моляще, придвинься ко мне, положи руку на колено, открой душу! Ведь я вижу, как ты страдаешь! Я понимаю ужас твоего положения, как никто другой, д а й только приказ, я все сделаю... Ладно, бог с тобой, не приказывай - н а м е к н и хотя бы, мне и того хватит.
Столыпин все же не выдержал, поднялся, начал мерить кабинет мелкими, семенящими шажками, чуть косолапя, словно застенчивая женщина
на людях.– Это правда, - глядя в его спину, проскрежетал Герасимов, - что его высочество великий князь Николай Николаевич жаловался вам на государя: "тот попал в плен Александры Федоровны, Россия живет без самодержца"?
Столыпин резко остановился, словно бы кто натянул невидимые глазу поводья, обернулся так стремительно, что не удержал равновесия, покачнулся даже:
– От кого к вам это пришло?!
– От камердинера, Петр Аркадьевич... Не великий же князь мне наблюдательные листы пишет - о себе самом...
– Александр Васильевич, - тихо, с какой-то невыразимой, страдальческой болью сказал Столыпин, - если я чем и горжусь в жизни, так тем лишь, что меня в газетах называют "русским витязем". А вы слыхали, что значит по-мадьярски слово "витязь"? Нет? "Осторожно"! Да, да, увы, это так! "Осторожно"! Пошли к ужину, Ольга Борисовна сулила блины с творогом...
...А Карпович все ж таки нашел в Ревеле связи с максималистами; не зря говорил друзьям: "С таким учителем, как Иван ["Иван" - одна из конспиративных кличек Азефа среди террористов], можно свернуть горы, главное - отвага и убежденность в конечном торжестве нашего дела".
Имя Карповича было легендарным для всех, кто считал террор единственным средством борьбы с самодержавием; над социал-демократами смеялись: "Книжные черви, балласт революции, такие никогда не смогут поднять народ на решительный бой с деспотизмом; слово бессильно; только бомба может всколыхнуть массы".
От максималистов он получил явку к боевой группе, готовившей а к т независимо от эсеровского ЦК, в глубокой тайне.
Руководитель группы представился "Антоном", смотрел на Карповича влюбленными глазами, сразу же угостил чаем, заваренным в матросской металлической кружке, предложил расположиться в его мансарде: "Хозяин дома наш друг, хорошо законспирирован, так что здесь вам будет надежно, город полон филеров, право, оставайтесь у меня".
Однако, когда Карпович спросил, что и где планируют провести максималисты, Антон замкнулся:
– Вы должны понять меня... Я видел вас с товарищем Иваном, поэтому принял вас, как брата... Приди кто другой, кого я не знаю, пришлось бы убрать. Акт будет осуществлять другой товарищ, не я, к сожалению. Я не вправе рисковать его жизнью до той минуты, пока он не приведет приговор над тираном в исполнение...
– Словом, не доверяете, товарищ Антон?
– Вы брат мне, товарищ Карпович! Как же я могу вам не доверять? Но если бы я спросил, где ваши друзья, которые ждут на улицах того часа, когда поедет Николай Кровавый, чтобы взорвать его, вы бы мне ответили?
– Нет, - согласился Карпович.
– Я бы не ответил ни в коем случае. Но мне кажется, что наш опыт несколько больше вашего, товарищ Антон. Я не претендую на то, чтобы влезать в ваше дело. Я думаю, что совместное обсуждение . вашего плана, его детальное исследование может помочь вам. Все же согласитесь, мы обладаем большей информацией, чем вы...
– Ваши товарищи намерены проводить акт в Ревеле?
– спросил Антон в упор.
Карпович оглядел его юное лицо, пшеничные усы, добрые, чуть близорукие голубые глаза и, сопротивляясь себе самому, тем не менее ответил: