Горение (полностью)

Опросом барышни с телефонной станции вокзала удалось выяснить, что из кабинета начальника действительно звонили в город, назвав номер отеля "Люкс". Точного содержания разговора телефонистка не помнит, но смысл сводился к тому, что "кризис заболевания прошел, ничего опасного для организма более нет, только нельзя допускать максимальной температуры, следует сразу же применять хирургические меры". Это послание просили передать некоему "Александру Васильевичу".

Между тем в 15.45 из дома шкипера Юрна вышел неизвестный, примерно двадцати трех лет, высокий блондин с пшеничными усами, нос прямой, глаза голубые, круглой формы, сам очень высокий, примерно двух метров росту, одетый в форму мичмана военного флота, и отправился к военной гавани, где сел на парапет, ожидая кого-то в течение часа, не сходя ни с кем в контакт. После этого вернулся домой и более никуда не выходил и никого из неизвестных не принимал; присвоена кличка "Усатый".

Трусевич позвонил доверенному сотруднику особого отдела, ведавшему агентурой, и попросил немедленно прийти, захватив привезенные дубликаты фотографий боевиков-максималистов; з а г о в о р против себя понял сразу же, прочитав строчку по поводу "максимальной" температуры. "Урод" своих боевиков, понятно, от дела отвел, служит Герасимову не за страх, а за совесть, но ведь если охрана в е д е т социалистов-революционеров, то проклятые максималисты на нем висят, на Трусевиче, будь они неладны! Сам Азеф от контактов с ними воздерживался, но чует мое сердце, этот "Усатый" в Ревеле неспроста, и то, что Азеф сам с ним не встретился, а послал к нему своего "Черного", весьма симптоматично.

Разложив на столе пятнадцать фотографических портретов, Трусевич пригласил Василия Саввича Опарышкина, который возглавлял филерскую "летучую группу" (на пенсии уже, приглашен на ш т у ч н у ю работу, с правом набрать себе семь филеров с поденной оплатой), подчиненную одному ему, директору департамента, Максимилиан Иванович попросил глянуть, нет ли среди предложенных к опознанию "Черного" или "Усатого".

Опарышкин лишь только глянул на стол, где были разложены фотографии, так сразу и ткнул пальцем в ту, что лежала с самого края, возле перламутрового, переливчатого телефонного аппарата:

– Это "Усатый", ваше превосходительство.

Трусевич перевернул фотографию; каллиграфическими буквами было выведено: "Иван Савельевич Грачев, 1886 года рождения, дворянин, быв. студент физико-математического факультета Спб. университета, стажировался у профессора Баха, член ЦК соц.-рев.; после казни Зильберберга, Никитенко, Сулятицкого и Стуре руководит боевым отрядом максималистов; состоит в розыскных листах ДП".

Трусевич сердечно, но при этом в обычной своей суховатой манере поблагодарил Опарышкина и, протянув старику четвертной билет, заметил:

– Пригласи своих сотрудников в трактир и хорошенько угости, но более двух четвертей не пить, завтра будет хлопотная работа. Если информация о сегодняшнем дне уйдет на сторону - сгною всех вас в каземате. За "Усатым" сейчас кто смотрит?

– Нушкин и Гандыба.

– Хохол?

– Да.

– Зачем хохла взял в дело? Что, русских мало?

– Он - наш хохол, ваше превосходительство, проверенный, да и его дед по матери великоросс...

– Смотри, под твою ответственность... А "Черного" кто водит?

– Пашков и Каныгин.

– Когда увидишь, что сотрудники и офицеры департамента окружили дом "Усатого", своих сними. Чтоб все тихо было и культурно. Ясно?

– Ясно, ваше превосходительство.

– "Черного" продолжайте пасти сами, его никому .не отдавать.

– Юркий больно, двое могут не уследить, профессионал высокого класса.

– За то и деньги плачу, чтоб профессионала пасли. Придурки меня не интересуют.

"Антона" взяли ночью вместе со шкипером Юрна; оставили в доме засаду; на допросах, которые продолжались всю ночь, ни тот, ни другой не произнесли ни слова; а ведь завтра приходит фрегат "Виктория и Альберт" с королем Англии на борту, спаси господи, сохрани и помилуй.

Трусевич даже подумал, не пригласить ли ему Герасимова для откровенного разговора; этот нелюдь никому не желает подчиняться, только со Столыпиным имеет дело, информацией владеет уникальной, еще бы, член ЦК Азеф, лидер всех боевиков, стоит с ним на связи, ему, понятно, можно спать спокойно, супостату.

Так, мол, и так, сказать ему, давайте объединимся на время визита, забудем споры, речь идет о жизнях августейших особ, пусть все личное отойдет на второй план, сочтемся славою, в конце-то концов; нет, после тяжелого раздумья возразил себе Трусевич, такого рода беседа не для полковника, только посмеется, поняв мой страх.

Лишь под утро нашел выход из положения; разбудил столыпинского дружка, товарища министра Макарова, и сказал:

– Департаменту удалось захватить боевика-максималиста, Александр Александрович... Это очень тревожно. На допросе субъект молчит... Но поскольку гроза бомбистов Александр Васильевич Герасимов привез с собою коронную агентуру, просил бы вас подписать приказ - вот он, извольте ознакомиться, что именно на него, учитывая его богатейший опыт, с сего часа возлагается наблюдение за в с е м и преступными элементами в Ревеле, а не только за эсерами. Думаю, если он возьмет в свои руки наблюдение и за максималистами и за анархистами, мы можем быть спокойны за исход августейшей встречи.

Прочитав приказ, присланный с нарочным в пять часов утра, Герасимов снова вернулся в постель и, выкурив папиросу, с тянущей яростью захотел сплюнуть на пушистый ковер хорезмской работы.

Как ужи выскользнули, подумал он о Трусевиче и Макарове; а ведь я один, Азеф-то уехал, - никаких претензий, он свое дело сделал, эсеровские боевики остались в столице, Карпович не в счет, он получил инструкцию самому ничего не предпринимать, ждать команды. А максималисты здесь, "Антон" этот самый. Готовит а к т на воде. Господи, господи, вот ужас-то!

Герасимов выкурил еще одну сигарету, потом поднялся, сбросил халат, принял холодный душ и отправился в триста седьмой номер, где разместился его штаб, работавший круглосуточно.

Дежурил полковник Глазов, по счастью.

– Глеб Витальевич, - голос Герасимова был сух и требователен, - немедленно свяжитесь с командованием флота и передайте указание: перед торжественным построением экипажей обыскивать каждого, включая офицеров, на предмет обнаружения оружия.

Глазов склонил голову, поинтересовался:

– Это чье указание?

Ох, какая умница, ликующе, с облегчением подумал Герасимов.

– Не почтите за труд позвонить Максимилиану Ивановичу Трусевичу и предупредите его, что проект приказа отправлен ему с нарочным. Печатать умеете?

– Конечно.

...Трусевич, выслушав Глазова, спросил:

– А где Герасимов?

– Александр Васильевич выехал в город.

– Вот тогда вы его дождитесь и скажите, что я такой приказ не подпишу. Ему поручено дело, ему и подписывать все приказы.