Горькая полынь моей памяти

Потом Эля хлопотала по кухне и наигранно дулась, а Дамир предвкушал, как будет просить прощения за то, в чём не виноват… Он вовсе не против остаться наедине с Элей и довести её ласками до безумия… ведь для этого она и гремит посудой.

Его поморочка, ворвавшаяся в жизнь синими всполохами, отчаянием и любовью. Принеся с собой не только горечь, но и самую пронзительную радость, боль, жизнь.

Глава 58

Карима. Наши дни. Южное побережье

 Мальчики уснули, вдоволь наигравшись с папой, по которому отчаянно скучали. Равиль искупал их, почитал сказку и уложил, напевая песенки. Было весело и так пронзительно счастливо, что хотелось выть от отчаяния.

Сейчас, пока Равиль ещё не уехал, Карима сидела в гостиной, бесцельно перебирая накладные. Бумаги ей не нужны, передали для бухгалтера. Когда-то у Каримы не было работников, она всё делала сама, постигала науку ведения бизнеса с самых азов. Теперь у неё небольшой штат сотрудников, она с успехом руководит ими и своей небольшой, активно развивающейся компанией. Но всё, чего на самом деле она хочет – оказаться в спальне со своими детьми, пока их отец читает им сказки, облокотиться на его плечо, слушать его шёпот, закрыв глаза, выбраться на цыпочках, прислушиваясь к сопению детей – точно ли уснули. И там, сразу под дверью, ловить поцелуи Равиля.

Она не хочет бизнеса, первичных документов, договоров поставок, срывающихся сроков, заказов оборудования. Ей необходимо любить своего мужчину, жить с ним, заботиться о нём, детях. Ей бы думать о цвете штор и посадке комнатных растений в холл, а не об самополиве для ебучей рукколы. Не хочет даже про себя произносить слово: «ебучей». Не хочет, не хочет, не хочет!

Но она должна, потому что её детям необходимо на что-то жить, потому что их мать должна стать сильной, самодостаточной. Сыновья должны расти в безопасности, точно зная – их благополучию ничего не угрожает. У них есть дядя, есть дедушка, отец… Но они мужчины. Всего лишь мужчины – зависимые от женских юбок и их мнения. Подвластные собственному члену существа. Карима не могла себе позволить рисковать благополучием своих детей.

Не могла снова поверить Равилю. Никому не могла верить. Предстань перед ней пророк Мухаммед, она не поверила бы его словам. Он всего лишь мужчина…

Когда полтора года назад Равиль попал в аварию, Карима не могла найти себе места. Это была её вина, только её! Это она кричала мужу: «Сдохни!», желала ему зла, пророчила несчастья на голову. Всё сбылось. Первый месяц им не давали гарантий, не говорили ни да, ни нет. Потом удалось перевести Равиля в Москву, Карима отправилась с ним, вместе со свекровью. Там, в далёком, чужом, пугающе громком городе, муж начал приходить в себя.

Чем больше он приходил в себя, тем сильнее Кариму окутывало чувство стыда. Это её вина. Её! Она говорила и думала плохое. Хуже стало, когда Равиль начал вставать, обращаться к ней, брать за руку…

«Я так люблю тебя, маленькая», – говорил он. Как он может её любить? Как может прикасаться после того, как прикасался к Натке, после того, как парень из «Пещеры» впился губами в её шею. Да у неё засос был! Огромный, почти синий, Равиль это видел…

Свекровь отправила Кариму домой, заявив, что той следует заняться детьми, Карима уехала. Занялась и мальчиками, и теплицами. Теперь она бизнес-леди, деловая женщина – уставшая, несчастная, носящая чуждую маску, обманывающая окружающих своим благополучным видом.

Похудела, сменила гардероб, сдала на права, даже на свидание сходила два раза. И Равиль перестал с ней разговаривать с тех пор. Прикасаться перестал! Конечно, он узнал. Как не узнать, если «жениха» ей порекомендовал папа. Анвару тридцать пять лет, вдовец, трое сыновей. Вежливый и обстоятельный мужчина, от одного присутствия которого хотелось выть. Анвар ничего не имел против её мальчиков и бизнеса, обещал помочь, подыскать более удобное помещение для представительства её компании, ходил с ней и сыновьями в дельфинарий…

Всё правильно. Она больше не глупышка Карима, верящая в сказки, супружескую верность, любовь. Она взрослая, самостоятельная, самодостаточная женщина. Может, даже сексом займётся с Анваром до свадьбы… вот только соберётся с духом и позволит себя поцеловать. Наверняка это не так противно, как кажется в воображении. Не противнее, чем постоянно думать о том, что Равиль целовал её после Натки. Прикасался к ней губами после того, как проводил ими по телу Иванушкиной, по её губам! Не противнее, чем денно и нощно думать о том, с кем он сейчас проводит ночи. С Алией? Или с брюнеткой, которую подвозил на днях? Карима случайно увидела – выходила из офиса Дамира и увидела.

– Помочь? – Карима подняла глаза на Равиля. Дыхание перехватило.

Он всегда помогал ей, всегда. Заметив, как трудно ей даётся бухгалтерский учёт, подсказал, на что обратить внимание, а потом помог найти толкового бухгалтера на «первичку». Она и слова такого не знала. Помогал разобраться с оборудованием для теплиц, с рабочими, которые, казалось, ни во что не ставили молодую хозяйку и только после обстоятельной беседы с Равилем прониклись уважением к ней.

Равиль встречал её, подвозил, интересовался делами, а теперь… Теперь он даже не смотрит на неё, не протягивает руку, открывая дверь машины, не прикасается к ней. Совсем. Даже вскользь. Она бы подумала на Наташу Иванушкину, но - нет. Иванушкина перебралась в Новосибирск, город, в котором когда-то хотела учиться Карима.

Об этом Карима узнала случайно, наткнувшись на пост в инстаграме. Натка теперь благотворитель… возглавила фонд, занимающийся помощью маленьким онкологическим больным. Она собирала средства, устраивала благотворительные банкеты, отчитывалась о каждом подопечном, рассказывая на своей странице о течении болезни и характерах детей. Карима пролистала каждый пост и даже отправила деньги мальчику по имени Василий. Знал ли Равиль местожительство Натки? Карима не в курсе… какая разница. Иванушкина не исчезнет с лица земли, Карима боялась желать зла человеку. Даже Иванушкиной Наташе.

Карима лично видела её последний раз в день аварии, та сидела у крыльца больницы на скамейке и ревела, не стесняясь родственников любовника.

– Нам теперь нечего делить, – прокричала Натка, когда увидела Кариму с Иреком на руках.

– Я и не делила, – всё, что нашлась ответить Карима. Она не делила, это у неё вырвали Равиля, отодрали кусок мяса с кожей на живую, оставив истекать кровью.

– Ты его не знала, – припечатала Иванушкина.

– Это ты не знала, – устало ответила Карима, встала и пошла в сторону больничного коридора, в полной уверенности, что Равиля больше нет.

Нет! И это её вина! Её!

Краем глаза она видела, как вышел Дамир, подхватил Натку под локоть и отволок за изгородь сквера городской больницы. Карима шла в сторону реанимации, прижимая к себе Ирека, и думала о том, какой памятник она поставит на могилу, что скажет сыновьям… Как посмотрит им в глаза.

Ведь это её вина. Её!

Потом её откачивали в процедурном кабинете, водя под носом ваткой с нашатырём, кололи успокоительные. Карима дежурила сутки напролёт рядом с палатой реанимации, не отходя ни на час, спала там же, на неудобных металлических стульях. Сначала ей приносили Ирека, а потом перевели его на искусственное питание. Её малыша кормили из банок… грёбаных банок, вызвавших у него аллергию.