Горькая полынь моей памяти
Шрифт:
Эля. Эля. Эля… Эля!
Глава 43
Эля. Прошлое. Поволжье
Жизнь у Файзулиных для Эли была похожа на приключения «Алисы в Зазеркалье». До этого она только фильм видела, не знала, что книжка есть, и написал её математик Кэрролл Льюис. Книжку она увидела в руках Алсу, на английском языке, с яркими картинками. Эля не знала, чему она больше удивилась – книге на иностранном языке, на мелованной бумаге, или тому, что Алсу понимает, что там написано – она старательно делала записи на отдельном листке. Для чего ей учить английский язык? Дураку понятно, выйдет
Но книжка заинтересовала. Эля крутила её, разглядывала, как маленькая девочка, увидевшая яркую игрушку.
– У нас есть такая же книжка на русском, – сказала Зарима. Она просила именно так себя называть. Эля несколько раз путалась в словах: «эби», «эни», «дуэ-эни» – всё одинаково звучит, – и Зарима, вздохнув, сказала: «Ни к чему условности».
Как девочка Алиса удивлялась чудесам в Стране Чудес, так и Эля первое время изумлялась всему, что видела в доме Файзулиных. До этого такие дома она видела лишь на картинках в интернете, а вдруг оказалось – сама живёт в иллюстрации.
Комната Дамира была просторной, с кроватью на подиуме, огромным рабочим столом, креслами, зеркальным шкафом и домашним кинотеатром. Телевизор стоял огромный, можно было даже 3D включить, а ещё колонки.
И ладно бы это был единственный телевизор в доме, тогда понятно, зачем такой большой, но телевизоры были и в комнатах детей, и в зале – там ничуть не меньше. А какие диваны в том зале стояли! Как во дворце или музее… Эля поначалу боялась садиться на шёлковую обивку, с ужасом смотрела, как Назар ест чипсы, подобрав под себя ноги, оставляя крошки. На такой-то красоте!
Кухня и вовсе поражала Элю. Красотой, сверкающими позолоченными ручками, зеркальными и стеклянными шкафами, посудой, бытовой техникой – последняя и вовсе вводила девушку в ступор. Скажите, зачем семье два холодильника? А у Файзулиных их было три! Одного не видно – встроенная мебель, второй – ярко-синего цвета, что удивляло, а третий – морозильная камера. Про посудомоечную машину, блендеры, миксеры, измельчители, слайсеры и говорить нечего. Последним, к слову, Эле запретил пользоваться отец Дамира.
– Куда ты косолапыми руками?! – прикрикнул он на Элю, когда та решилась нарезать сыра. – Чтобы я больше тебя рядом с этой штукой не видел! Отрежешь пальцы, к шайтану, что я сыну скажу?! Иди вон… с Алсу поиграй!
Элю выставил из кухни отец Дамира, даже дверью хлопнул. Его она никак не называла. При первой встрече он не представился, обращалась к нему Эля на «вы», а за глаза старалась о нём не говорить вовсе.
Арслана Файзулина Эля боялась почти до икоты. Ничего плохого он ей не сделал, иногда смотрел косо, явно недовольно, сжимая губы, ну и всё на этом. Голос повысил всего-то пару раз – в случае со слайсером, и когда Эля в город одна поехала, – сказал, когда она будет под ответственностью мужа, пусть хоть домой не приходит, тогда бестолковый Дамир решать станет, что с ней делать. А пока она живёт в его доме – будет жить по его правилам. Обидно было очень! Даже Дамиру написала гневное послание, он позже звонил, уговаривал молодую жену не злиться, мол, это забота. Забота…
Эля. Прошлое. Север
Наверное, забота. Откуда Александровой Эльке было знать о том, какая она – отцовская забота? У неё сменилось несколько отчимов, от некоторых хотелось сбежать. Один руки распускал, бил
и мамку, и дочь. Другой браги предлагал, а то и самогон.– Чистый продукт, натуральный, – увещевал он. – Не то что твоё шампанское! – можно подумать, школьница пила шампанское. Оно денег стоит, если заводилась копейка, Эля её на мороженое с конфетами спускала. Или лимонад.
Третий отирался, норовил за попу схватить или грудь.
Первый отчим появился лет в семь. Худой, кривоногий, вертлявый, как глиста, с волосами чёрными, как смоль, оказался уроженцем то ли Узбекистана, то ли Казахстана. Эля не запомнила. Он постоянно орал, требовал порядка в доме, еды, бил мамку, а потом и её. Мама плакала, говорила – она сама во всём виновата, да и Эле нужно думать, что говорит. Слушаться нужно. Всё-таки мужчина в доме. Эля слушалась… А в третьем классе оторвала штакетину от забора, ударила прямо по спине - ржавый гвоздь вошёл у лопатки - и заявила, что в следующий раз ударит прямо по голове. Крику было на всю округу, даже полиция приезжала, но ничего не сделали. Сказали – маленькая ещё. А отчим в тот же вечер уехал. Ох, и расстроилась тогда мама.
Второй Эле нравился больше всего, правда, пил каждый день, и мамка с ним пила, зато добрым был, иногда денег давал, пенал купил красивый и тетрадки яркие, с котятами. Эля их даже не подписывала, а потом обложки переставляла на другие тетради, получалось неаккуратно, зато какая красота!
Митька появился в Элины четырнадцать, окинул её липким взглядом, аж страшно стало, и начал с мамкой жить. Лет с пятнадцати он Эле проходу не давал, хоть из дома убегай. Куда пойдёшь? Ни денег, ни связей – ничего. Так и жила рядом с Митей. Он то ущипнёт, то схватит, то встанет и стоит над кроватью, вздыхает и смотрит.
Пришло время выпускного, Эля даже привыкла к Митьке, порой его жалко было. Потерянный он какой-то, несчастный. Схватит Элю за руку, смотрит, того и гляди, заплачет, и лепечет пьяно:
– Красивая ты баба, Элька. Разочек бы отведать такой-то красоты.
Позволять чего-то отведывать желания не было. Губы потресканные, заеды в углах рта, волосы из ноздрей торчат, зубы жёлтые, как век не чищенные, воняет. Особенных иллюзий Эля не испытывала, вряд ли на неё свалится принц или миллионер, но изо рта вонять точно не будет.
На выпускной, как и каждой девчонке, Эле хотелось нарядное платье. Она бы, как Скарлетт О’Хара из фильма, сшила себе его из штор, да только и их в доме не водилось. Пара ситцевых тряпиц висела на окнах – их только на ветошь пускать, а не наряды шить.
– Ты скажи Митьке, пусть он тебе платье купит, а ты ему дашь за это, – огорошила её Наденька, подружка детства.
Надя жила неподалёку, была из богатых, у них даже стиральная машина появилась у одних из первых, Эля бегала смотреть на неё, как программы телепередач. Воды в барабане почти нет, а стирает. Чудеса!
Обычно богатые с Элей не дружили – кому-то родители запрещали, кто-то сам брезговал. Жалеть – жалели. Вещи отдавали, угощали вкусным, но в свой круг не пускали. А Надя дружила, она стала отщепенкой, как и Эля. Наденька была некрасивая – огромная, бесформенная, с жидкими волосами, грубым лицом и кривущими ногами, такими, что широкие брюки не скрывали. Из-за внешности с Надей и не дружили, порой подлизывались, просили огромный набор фломастеров, порисовать, или денег взаймы, когда стали старше, но дружить отказывались.