Горькая полынь моей памяти

– Муж в Америке, насколько я помню?

– Да, – Эля сморщилась.

Она не понимала, неужели эта работа настолько важна для Дамира? Миллиард он там не заработает, наоборот, живя здесь, трудясь у отца, он бы больше получал. Дамир сам говорил. Эля скучала по нему, хотелось просыпаться рядом с ним, засыпать, мечталось, чтобы всё было как раньше. Уговоры «потерпеть» действовали ровно до конца телефонного разговора. Как только связь разъединялась, она снова переставала понимать, зачем Дамиру торчать в Америке, а ей здесь – с его семьёй. Они неплохие люди, непонятные, но неплохие. Но замуж Эля вышла за Дамира, а живёт с его родителями. Обидно до слёз!

– Элеонора Григорьевна, вам понятно то, о чём я говорила сейчас?

Понятно! Конечно, понятно! Как не понять!

«Мейоз», «Хромосома», «АФП, ХГЧ», «Амниоцентез», «Хорионбиопсия» – Эля же каждый день слышит эти слова! И всё-всё понимает! Абракадабра, а не слова.

– Что мне нужно пройти? – Эля посмотрела на листик, на котором было расписано, куда именно следует обратиться Файзулиной Элеоноре Григорьевне, на секунду замерла, потом прочитала.

– Позовите свекровь, Галина Семёновна, – вздохнула медсестра, сидевшая за соседним столом, выразительно посмотрев на Элю.

– Элеонора Григорьевна, вы даёте согласие на разглашение сведений, составляющих врачебную тайну? – обречённо проговорила Галина Семёновна.

– Ну, да, – согласилась Эля. Чего скрывать? И подписала очередной лист, не утруждая себя чтением. Согласие на это, согласие на то, она только и делает, что подписывает бумажки у врача.

Зарима долго сидела в кабинете Галины Семёновны, Элю выставили за дверь, словно её беседа не касается. Она забеспокоилась всерьёз. До того, как очутилась в коридоре с бежевыми стенами и цветами на подоконниках, Эле было спокойно. Она думала о том, что устала, хочет есть, в туалет, а не о словах врачей, но сидя на мягком, кожаном кресле – испугалась.

– Поехали, – всё, что сказала Зарима, выйдя из кабинета. Эля подскочила и поспешила за почти бегущей свекровью.

В магазин они не поехали, на базар тоже не пошли, Зарима всю дорогу молчала, смотря поочерёдно то в окно, то на Элю, сжимая до белизны губы.

– Что сказала Галина Семёновна? – пролепетала девушка, глядя на возмущённую, злую свекровь.

– Глупости сказала. Другого врача найдём, к этой больше ни ногой. Поняла меня?

– Поняла… – ничего Эля не поняла, кроме того, что Галина Семёновна чем-то не угодила Зариме. До этого дня угождала, а сегодня – нет.

За такие деньжищи нужно говорить то, что пациенту хочется, а Галина Семёновна даже не всегда улыбалась. Выписывала направления на исследования, помечая карандашом, когда и где сдать, интересовалась самочувствием, остальное время что-то записывала в карточку размашистым, непонятным почерком.

Уже вечером Эля тихонечко проходила мимо кабинета свёкра – пробиралась от эби. Её комната была на первом этаже, в торце коридорчика, недалеко от рабочего кабинета Арслана Файзулина. По работе, насколько Эля знала, к нему редко приезжали, чаще всего Юнусов Равиль, и такое соседство не обременяло ни сына, ни мать.

Тогда-то и услышала Эля беседу родителей Дамира. Вернее, говорила Зарима – громко, с истеричными нотками, иногда переходила на крик. Арслан же первое время молчал.

– Ты понимаешь? – снова и снова выговаривала Зарима мужу. – У Дамира не может быть ребёнка с такой патологией!

– Всякое может быть, – буркнул свёкор.

– Не может! – взвизгнула Зарима. – И по срокам не выходит!

– Ты свечку не держала, – рыкнул мужской голос. – Теперь-то какая разница, пусть Дамир разбирается со своей женой.

– Твоя вина, ты не должен был разрешать нашему сыну жениться!

– Ерунду не мели. Скандала хочешь? Сын депутата Областного собрания обрюхатил и бросил выпускницу школы?

– Ты не депутат! Выборы летом.

– Думаешь, компроматом не воспользуются? Не налетят? Я не собираюсь упускать возможности из-за того, что у моего сына голова не на плечах, а между ног. Всё будет, как договорились. С Элей сама решай, не вмешивай меня в женские дела. Аборт? Значит - аборт. Оно и к лучшему. Разведутся по-тихому, по-хорошему.

– Какой аборт, о чём ты говоришь?! – взвилась Зарима.

– Урода рожать? – зашипел на неё муж. – Ты в своём уме?!

– Не может быть у Дамира ребёнка с такой патологией!

– Тем более! Зачем нам урод, да ещё не от нашего сына? Пусть делает аборт!

– Как у тебя всё просто, Арслан!

– Зато у тебя слишком сложно, – прокричал свёкор рядом с дверью. Эля подхватила подол простенького домашнего платья и рванула к себе в комнату, боясь встретиться с Арсланом.

Зубы отбивали дробь, было нестерпимо холодно, Эля закуталась в одеяло с головой, подобрала под себя ноги и смотрела в черноту за окном. Мама, мамочка, неужели всё это правда? Почему? Почему она сразу не поняла? Не вслушивалась в то, что говорила Галина Семёновна. Правильно говорит Дамир – нельзя быть такой глупой!

Она ещё раз внимательно перечитала всё, что написано на листках из клиники, вбила в поисковик, и первые ссылки заставили кровь похолодеть. Не может быть! Она молодая, здоровая, за всю жизнь два раза насморк был – вот и все болезни. Ни ветрянкой не болела, ни краснухой, ничем! Почему именно у Элиного ребёнка патология? Дамир тоже молодой, сильный, здоровый. Выходит, права Зарима…

Эля зажмурилась.

В первое мгновение, когда только увидела эти две злосчастные красные полоски на тесте – именно об этом подумала Эля. Вдруг отец не Дамир? Сидя в машине, она судорожно считала дни, перебирала пальцы, вспоминала и никак не могла прийти к единому мнению, убедиться, что этот ребёнок в её животе – ребёнок Дамира Файзулина. Неприятно сосало под ложечкой, бежали противные мурашки по спине, она никак не могла успокоиться и до самого вечера металась по дому, решая, как же ей быть.

Аборт! Он всё решит – успокаивала она себя. А зря… Правду люди говорят, сколько верёвочке ни виться – конец найдётся. В тот вечер Дамир смёл все сомнения Эли, снёс ураганом новых впечатлений, счастливым, беззаботным смехом, букетом гербер. Название-то какое – «герберы»! Настоящим кольцом, с камушками, в красивой бархатной коробочке, как в кино!

Разве могла тогда Эля подумать, предположить? Она и вспоминать тот случай не хотела, а если бы вспомнила – тут же всего лишилась бы. И гербер, и кольца с камушками, и главное – Дамира. Его она лишиться никак не могла. Палец себе отрубить смогла бы, зажмурилась бы и рубанула топором, а Дамира – нет.