Горький сладкий плен
Шрифт:
Собственные мысли заставили Э’эрлинга неловко кашлянуть в кулак.
— Эй, ты тут? — Друг помахал ладонью перед его лицом. — Ау, ау? Ты вообще меня слышишь?
— А ты что-то говорил? — нехотя Э’эрлинг перевел взгляд с Трисы на своего спутника.
— Да вот уже минуту пытаюсь до тебя достучаться. Ты в каких облаках витаешь?
— Ну и? Что ты хотел?
Он все косился на Трису. На то, как ее длинные, тонкие пальцы, такие ловкие в обращении с… кое-какими частями мужского тела, вскрывают конверт, разворачивают письмо. Листок бумаги немного дрожит в ее руках. Взгляд Трисы прыгает по строчкам, и брови все ближе и
— Я хотел спросить, как тебе? — назойливым комаром жужжал под ухом А’алмар. Чего он вообще к нему прицепился?
— Что как? — не понял Э’эрлинг.
— С женщиной? Как тебе с женщиной? Лучше дойки?
Оторвав взгляд от Трисы, Э’эрлинг с возмущением уставился на друга. Выражение его лица показалось ему до отвращения неприятным. На нем читалось жадное, оскорбительное любопытство.
— Между нами ничего не было. — В последний момент голос Э’эрлинга дрогнул, выдав обманщика с головой.
А’алмар хитро, пошло заулыбался.
— Ну да, конечно. Еще скажи, что стонал от боли, потому что тебя жрали заживо, откусывали от твоего тела по кусочку. Да весь лагерь наслаждался твоими сладкими вздохами.
Кровь ударила в лицо. Э’эрлинг и не знал, что умеет так стремительно краснеть.
Он открыл рот и не нашел, что сказать в свое оправдание.
Друг продолжал канючить:
— Ну расскажи. Жалко тебе, что ли? Как это? Что вы делали? Она дала потрогать свою грудь?
Пылая щеками, Э’эрлинг резко отвернулся и увидел, как ситхлифа поджала губы и смяла письмо в кулаке.
Глава 25. Триса
Глава 25. Триса
Ворон наконец доставил письмо, которое я так долго ждала. Зрячая отправила мне зашифрованные координаты цели. Внутренним магическим зрением она увидела, в какое время и по какой дороге направится домой тайный хранитель королевских реликвий Мориус Аларан, и указала, где его следует перехватить.
С ним будет охрана. Ее надо уничтожить и заменить моими людьми. Сознание цели взять под контроль. Только так можно проникнуть в неприступную крепость Аларанов, а главное, в ее подземелья, где хранится окаменевший разум дракона — артефакт, в котором заключена огромная мощь.
Эту вещицу приказано изъять и доставить в Цитадель Смотрительнице.
Надо было думать о деле, но в голове против воли крутились глупые и неуместные мысли. Несколько дней назад я мечтала поскорее свалить из дождливого Шотлена, а теперь все изменилось. Я не могла взять пленников с собой в Халланхор, потому что…
«Отриньте любые привязанности».
Листок бумаги задрожал в моих руках. Чернильные строчки растворились в тумане воспоминаний.
Мне снова было десять. Я рыдала на полу в одном из мрачных залов Цитадели и умоляла наставниц не трогать моего щенка. Захлебываясь слезами, я тянула к нему руки, а женщины в черных балахонах с равнодушными лицами говорили:
— Ты виновата. Только ты. Знала же правила. Надо было оставить его там, где нашла. А теперь смотри, смотри, смотри…
Щенок скулил, и эхо, метавшееся среди колонн, делало звук его плача невыносимо громким.
«Ты виновата…»
Неосознанно я смяла письмо в кулаке.
Об этом эльфийском приключении придется забыть.
Любая нормальная ситхлифа убила бы ненужных свидетелей, а я…
Я просто отпущу их на все четыре стороны. Да, всех.
Пусть идут.
Пусть проваливают.
Пусть катятся ко всем демонам.
Но…
Не сегодня.
Время еще есть.
Я оглянулась на Э’эрлинга, и внезапно мне стало так больно, словно меня ударили кулаком под дых, словно раскаленный кинжал воткнули мне в сердце.
В голове эхом закружился хоровод призрачных голосов:
«Отринь любые привязанности».
«Любовь — зло».
«А я говорила тебе, Три тысячи триста вторая, говорила».
«Ты виновата. Только ты».
Заткнись! Заткнись! Заткнись!
Рот наполнился кровью. Я с такой силой стиснула зубы, что один из них треснул и осколок впился в десну. Страх и злость сплелись воедино. Чувство бессилия всегда рождало во мне бешеную ярость.
Перед заданием надо было отдохнуть и… наесться. Голодные ситхлифы уязвимы, потому что не могут управлять своим даром, а меня ждет ответственная миссия, ради которой мой отряд и прибыл в Шотлен. Нужны эмоции. Много эмоций. Отрицательных. Воспитанниц в Цитадели учили, что только злость, ненависть, страх и боль способны насытить нас на долгое время.
Наверное, это было так. Наши язвительные пикировки с Э’эрлингом и даже наша сладкая страсть были всего лишь закуской к основному блюду.
Ситхлифам нужно что-то более питательное, особенно перед важным делом.
Нужна ненависть.
Напрягшись, я повернулась к Э’эрлингу. Нежный, доверчивый взгляд, которым он мне ответил, взбесил меня еще больше, а может, меня взбесило то чувство, что шевельнулось в душе от этого взгляда.
Не смей! Не смей так на меня смотреть! Мне нельзя привязываться.
Решительно стиснув зубы (осколок еще глубже воткнулся в мякоть десны), я двинулась к эльфу. Пока я приближалась, на его лице расцветало предвкушение. Уж не знаю, чего этот дурачок от меня ожидал — поцелуя? — но я выкинула руку вперед и сдавила его горло. Сдавила не так, как недавно, во время любовной игры, а по-настоящему, полностью перекрыв дыхание, как делают хладнокровные убийцы.
Давай! Бойся! Ненавидь! Питай!
Э’эрлинг захрипел. От удушья его красивые глаза вылезли из орбит, и в них отразилось такое неподдельное изумление, смешанное с непониманием, что меня затошнило от отвращения к себе. Не было в этих голубых глазах ненависти, и страха не было. Только немой вопрос: «Почему? За что?»
Я не смогла.
Проклятье! Не смогла!
Пальцы против воли разжались и отпустили чужое горло.
Моя жертва закашлялась. А потом посмотрела на меня, потирая покрасневшую шею, кожу, на которой вскоре проступит цепочка синяков одинаковой круглой формы, и прохрипела:
— Что с тобой? Что случилось? Что я сделал?
Что случилось?
Я душила тебя, а ты спрашиваешь, что у меня стряслось и что ты сделал не так?
Зарычав от ярости, я бросилась прочь.
Я бежала. От себя. От своих чувств. От холодных голосов из прошлого и жалобного щенячьего писка.