Горький сладкий плен

Прежде чем нырнуть в палатку, где держали третьего пленника, я вытерла грязные сапоги о высокую влажную траву у входа. Затем глубоко вздохнула и откинула полог.

— Оставьте нас, — приказала я охранникам, приставленным к О’овулу.

Мужчины поклонились. Спустя секунду их уже не было в шатре. Моя будущая еда молча следила за мной со своей подстилки.

Эльф не был связан и для пленника выглядел очень даже неплохо. Не бит, накормлен, одет в чистое и сухое, вымыт и, похоже, доволен жизнью. За время заточения О’овул даже слегка поправился, отъевшись на дармовых харчах. Его цветущий вид меня бесил, потому что лишний раз напоминал, насколько я неправильная ситхлифа. Правильная ситхлифа — зло во плоти. Правильный пленник — тот, который дрожит от ужаса и истекает кровью. А у меня в лагере полный бардак.

Вы только посмотрите на этого эльфа! Он даже не испуган моим появлением! Наблюдает за мной напряженно, но без опаски. Ему, демон побери, не страшно, а любопытно! Любопытно! О, позор на мою голову!

Ничего, скоро мы это исправим. Скоро остроухий красавчик будет молить о пощаде.

В центре шатра стоял раскладной стол, заваленный игральными костями и остатками еды. Всю эту красоту я, недолго думая, стряхнула на пол и подтянула стол к пленнику. Интерес в глазах эльфа разгорелся ярче.

Нет, скажи мне, неужели тебе совсем не страшно? Даже самую капельку?

Сегодня мне было лень утруждать себя разговорами, и я принялась молча раскладывать на столе перед пленником орудия пыток: ножи, клещи, различные зловещие приспособления из металла. Все это я никогда не пускала в ход, но послушно носила с собой, как любая примерная выпускница Туманной Цитадели. Ножи выглядели острыми. Клещи демонстрировали фигурные следы ржавчины. При взгляде на железную грушу, распустившую лепестки, меня саму пробирала дрожь.

Закончив составлять этот жуткий натюрморт, я подняла на пленника красноречивый взгляд.

Ну? Ты уже трепещешь от ужаса?

О’овул внимательно осмотрел композицию на столе и ответил мне широкой улыбкой.

Серьезно? Нет, он серьезно?

— Это вставляется в зад, — я взяла в руки грушу страданий и начала вращать винт, отчего железная штуковина распустилась, как цветок.

— Очень познавательно, — продолжал улыбаться эльф.

— Не веришь, что я использую это на тебе?

— Нет, не верю. Вы добрая.

— Добрая? Да с чего ты взял?! — возмутилась я.

Ушастый наглец показал мне еще больше белых зубов.

— Слышу, что о вас говорят. Вижу, как вы обращаетесь с пленниками. Делаю выводы.

Выводы он, понимаете ли, делает!

В раздражении я швырнула грушу к остальным веселым игрушкам на столе. Те приглушенно звякнули.

В прежние времена и в другом настроении я, быть может, и попыталась бы разубедить свою жертву, возможно, из вредности даже всунула бы эту штуковину ему в зад, но сегодня не хотелось марать руки.

Однако мне все еще нужны были эмоции. Много, много сытных эмоций.

— Раздевайся, — бросила я, вспомнив реакцию Э’эрлинга на мои домогательства в день нашего знакомства. — Буду тебя пользовать.

Не буду, конечно. Максимум штаны спущу и за голые булки пощупаю, причем без особого удовольствия — все ради вкусной трапезы.

В этот раз эмоции должны бить ключом: за свою гнилую добродетель эльфы цепляются, как лепреконы за золото.

— Раздевайся, — повторила я, предвкушая жгучий коктейль эмоций: страх, ярость, возмущение, стыд, но…

С неизменной улыбкой О’овул поднялся на ноги и охотно спустил штаны до щиколоток. Белья под его тряпками не было. От пояса верности он тоже успел избавиться.

У меня отвисла челюсть.

Где мучительная неловкость? Где праведный гнев? Где сопротивление? А как же: «Умру, но не позволю сорвать свой эльфийский цветочек. Не для тебя мама ягодку растила»? Беспредел!

— А почему бы и нет, — ответил О’овул на мое шокированное молчание. — Все равно об этом никто не узнает. Хоть опыта наберусь, да и вообще… Наши женщины холодные, чопорные, скупые на ласки. Может, это мой единственный шанс познать настоящую страсть.

Что?

Я не ослышалась? Познать настоящую страсть?

У меня дернулось веко.

О’овул стоял передо мной без штанов, выгуливая своего питона, и не краснел.

Именно этот момент Э’эрлинг выбрал, чтобы навестить друга. Полог шатра распахнулся, и мой остроухий любовник влетел внутрь стремительным вихрем.

Меня тут же захлестнуло волной чужих эмоций. Захлестнуло? Нет — смело.

Лавина. Цунами. Ураган.

Я сразу почувствовала себя переевшей. Меня даже затошнило.

У эмоций Э’эрлинга был горький вкус. Я словно нажевалась жгучего перца.

— Триса!

Весь красный, напряженный, эльф посмотрел на меня исподлобья, а потом перевел взгляд на боевого товарища. Заметив питона на прогулке, Э’эрлинг шумно вздохнул. Его глаза округлились, а потом превратились в две узкие щелки, полыхнувшие огнем.

— Нам надо поговорить, — сказал он мне, играя желваками и раздувая ноздри. — Наедине.

Глава 28. Триса

Глава 28. Триса

С невозмутимым видом О’овул натянул на себя штаны и вернулся на подстилку. Мне показалось, что, поглядывая на товарища, он мысленно посмеивался.

Э’эрлинг напоминал бурлящий котелок, подвешенный над костром. Не поднимешь крышку, чтобы выпустить пар, — взорвется. Его аж всего трясло.

Интересно, почему он так злится? Переживает за честь приятеля?

— Не бесись, — весело отозвался О’овул из своего угла. На его губах растеклась хитроватая, понимающая улыбка, словно он видел друга насквозь и прекрасно знал причину его недовольства. — Она не собиралась со мной спать.

Удивленная, я вскинула брови, а О’овул продолжил:

— Спроси у нее, чем питаются ситхлифы, а потом пораскинь мозгами.

Э’эрлинг нахмурился.

Я же вытаращила глаза:

— Откуда ты знаешь?

Всю информацию о нас тщательно скрывали от посторонних: чем меньше известно о враге, тем сложнее вычислить его уязвимые места, а слабости у ситхлиф были и еще какие!

Третий пленник, «Вороний принц», пожал плечами:

— Говорил же. Слушаю, что болтают вокруг. Делаю выводы.