Город-крепость

По бокам от ворот стоят две пушки. Реликвии, оставшиеся с давних времен, когда Хак-Нам был еще фотом, а не логовом дракона. До того, как правительство бросило его на произвол судьбы. Пушки настолько покрыты ржавчиной, что выглядят как гигантские, рыдающие валуны. Это мои метки. Дохожу до них и останавливаюсь. Ни шага дальше.

— Ты опоздал, — говорит Цанг, когда я тихо подхожу к самой дальней пушке. Последний дымок от сигареты идет у него из ноздрей.

— Работал. — Дождь по-прежнему падает на пустынные улицы Сенг Нгои. Его потоки, словно река, бегут сквозь старые Южные ворота, касаясь краев моих ботинок. Натягиваю капюшон на голову.

Мой связной не потрудился принести зонт. Он и сам промок насквозь, но это, похоже, его нисколько не волнует.

— Что насчет внедрения? Что-нибудь видел?

— Немного. Лонгвей держит меня на коротком поводке.

— Значит ты не видел? — спрашивает Цанг.

Я стискиваю зубы. На мне и так колоссальное давление и без его язвительных вопросов.

— Ах да, он все отдал мне сразу после того, как сделал массаж ступней. Принес на блюдечке с голубой каемочкой.

— Это не шутки, Дей, — рычит он. — На кону много вещей. Жизни. Карьеры.

По лицу Цанга без огонька сигареты сложно что-то прочесть. Мне это не нравится.

— Сомневаюсь, что в ближайшее время Лонгвей предоставит мне полную свободу действий внутри борделя. Если хотите знать планировку, спросите у посла Осаму. Черт, бьюсь об заклад, вы сами можете туда сходить и купить себе девочку.

— То, чем занимается посол за пределами этой границы, не твое дело... ты не в том положении, чтобы пятнать его честь. — Мой связной достает из кармана блестящий портсигар. — Значит ты хочешь сказать, что не сможешь выполнить поручение?

— Нет, не хочу, — быстро отвечаю я. — Я нашел другой путь. Девушка. Внутри.

— Одна из шлюх?

Шлюха. Никогда раньше это слово меня не беспокоило. Но по какой-то причине мои пальцы начинают выстукивать азбукой Морзе матерные слова.

— Да, одна из девушек Лонгвея.

Связной хмурится и засовывает сигарету в зубы. Другой рукой тянется за зажигалкой.

— Что ты ей успел рассказать?

— Ничего. Она знает только, что мне нужна информация о Братстве. Но она не знает, что именно и зачем, — объясняю я ему.

— Ты правда думаешь, что сумеешь ее разговорить? Это очень рискованно. — Он три раза пытается зажечь огонь, чтобы прикурить сигарету.

— Ага. Ну, риск — дело благородное, о безопасности речь не идет, — язвлю я в ответ.

— Отлично. Это твоя задница на кону, — говорит он так, будто я об этом не знаю. Будто не думаю об этом каждую минуту. — Проверь ее. Что-нибудь простое, чтобы убедиться, что с ней можно иметь дело. Что-то такое, о чем ты точно знаешь, что она не придумала.

— Я размышляю над этим. — Ненавижу, когда он говорит со мной, словно с тупым идиотом. Как будто это не я обучался в одной из самых лучших и дорогих школ Сенг Нгои. — Но мне нужно как-то стимулировать ее.

Всего в нескольких ярдах от нас пыхтит автобус. Мы с Цангом оба замираем, наблюдая за тем, как мимо проплывают яркие окна. Лица его единственных пассажиров — взъерошенного студента университета да иностранного туриста — прислонены к стеклу. Несколько драгоценных минут сна с открытыми ртами.

Цанг ждет, пока автобус не завернет за угол, потом говорит:

— Как, например?

— Вытащить ее оттуда. В целости.

— Этого я гарантировать не могу. Шлюшки Лонгвея будут последней из наших проблем, когда начнется заварушка. Я и так уже перешел границу, когда дал тебе определенное обещание...

— Так что мне сказать этой девушке?

— Что хочешь, — смеется связной. Сигарета вздрагивает, в лужу под его ногами осыпается пепел. — Все что угодно, лишь бы она заговорила.

— Ты хочешь, чтобы я солгал? — Теперь у меня трясется вся рука. Мне приходится крепко сжать кулак, чтобы остановить дрожь.

— А что? Совесть проснулась? — ухмыляется Цанг. — У тебя, из всех людей...

Опускаю взгляд на речной поток под ногами, на мусор и грязь. На ботинке застыла апельсиновая корка, ужасно похожая на человеческое дерьмо.

Всего один шаг. Мой билет наружу.

Не должно быть так тяжело лгать. Не сейчас, после всего того, что я сделал за последние два года. Не должно, но я думаю о горящих щеках девушки, тягучести ее голоса. Мои внутренности скручиваются, как крыса, пойманная за хвост.

— Тебе что-нибудь нужно? — спрашивает связной. — Пока я не ушел.

Что-нибудь. Всё. Вспоминаю голоса за стеклом окна девушки. Сразу после того, как она задернула алую занавеску. Ее голос звучал как у тех соловьев, что заперты в клетках, которые арендаторы держат под крышей. А у Осаму голос, как у эгоистичного ублюдка.

— Принеси мне ракушку, — говорю я. — Только хорошую.

— Перестань дурить меня.

— Нет, правда, мне нужна ракушка. — Мне нужно, чтобы девушка за решеткой мне доверяла. Я должен принести ей что-то, чего не может дать Осаму. Хочу, чтобы скручивающая боль в животе прошла.

— Что-то еще?

Качаю головой.

— Хорошо. Завтра в это же время. Я принесу тебе твою ракушку.

— Не забудь, — говорю я, даже не пытаясь скрыть сарказм.

Мой связной сползает обратно в завесу дождя Сенг Нгои. Наблюдаю за ним до тех пор, пока единственное, что остается, — это кончик его зажженной сигареты. Смотрю в его сторону даже тогда, когда исчезает и он, впитывая каждый контур моего старого города. Широкие, кое-где мощенные, улицы. Целое стекло, вставленное в двери и окна. Неоновые вывески всевозможных цветов рекламируют все, начиная от танцев и выпивки и заканчивая драгоценностями и маникюром. Мусорные корзины стоят на каждом углу.

Я смотрю до тех пор, пока темнота улиц не заполняет мою грудь. Отталкиваюсь от пушки и возвращаюсь в туннели Хак-Нам. Дальше от дома.

Большинство магазинов уже открыты, готовятся к утренней суете. Запахи и шипение изливается из их дверных проемов, пробуждая рычание у меня в животе. Жареный рис, овощные роллы, разные сорта мяса, соленая лапша и чеснок. Торговцы криками приветствуют друг друга, одалживают ингредиенты, обмениваются блюдами. Многие из них кивают мне, когда я прохожу мимо, зазывая меня достоинствами своей еды.

— Похоже, тебе сегодня утром не помешает немного угря, Дей-ло!

Я всегда вздрагиваю, когда меня так называет. Имя очень близко к моему настоящему. Старший брат. Они не имеют в виду ничего плохого. Но это по-прежнему жалит, всегда жалит. Напоминает мне о том, кем я больше не являюсь.

— Сытная еда! — продолжает торговец. — Отлично для зимы!

— Не надо есть угря! — кричит торговец с другой стороны улицы, показывая на свою дымящуюся кастрюлю. — Тебе нужен змеиный суп. Для силы и хитрости!