Город-крепость

"Он не хотел делать этого. К тому же он уже извинился".

Но синяки продолжали цвести: желтые, зеленые, ярко-розовые, фиолетовые, синие — целый сад из отметин, оставленных моим отцом.

— Почему мама не бросит его? — спросила однажды Джин Линь, когда я обрабатывала ужасный порез под ее левым глазом. — Мы бы могли уехать и организовать новую ферму. Или вообще переехать в город.

Из уст сестры это звучало так просто: переехать. Как будто мы просто могли запрячь в повозку волов и уйти. У меня никогда не получалось ей объяснить, почему наша мать остается в доме. Это знание просто сидело в моем сердце. Отец был нам своим, мы его хорошо знали. Неважно, что его дыхание было словно сосновые иголки, а костяшки пальцев терзали нашу плоть. Это было для нас ожидаемо.

Она никогда его не оставит. Ни за что на свете. Даже ради нас.

Моя мать была не из тех, кто способен пойти на риск и убежать. Она не такая как Джин Линь. Не такая как Синь.

А я... я не знаю, что я за человек.

Девочки приходят одна за другой. Они теснятся у двери, будто воробьи сражаются за хлебные крошки. Я знаю, прошло не так уж и много времени с тех пор, как мы виделись в последний раз, но их лица кажутся какими-то чужими. Даже у тоненькой Вень Ки, самой младшей, в глазах появилась тяжесть, которой я прежде не видела.

— Не думала, что они отпустят нас так скоро, — говорит Нуо, когда все собираются в комнате. — Интересно, почему.

Мне тоже интересно, что же такого сказал хозяину посол, что была открыта не только моя, но и все двери. Что бы это ни было, оно сработало. Не сомневаюсь, что он вообще в этом борделе любого смог бы переговорить.

В моих мыслях все еще бушует тайфун, носится и носится. Да так громко, что я едва слышу, о чем говорят девочки, как рассказывают о своем времени, проведенном за закрытыми дверями.

— А потом он пытался заставить меня...

Бассейн. Сад. Изысканная еда. Рай на тарелочке.

— ... мне пришлось звать мама-сан.

"Да. Почему я не сказала "да"? Любая из них согласилась бы. Не задумываясь. Да. Да. Да. Не задумываясь".

— ... не спала несколько дней... все еще слышу ее крик...

Синь. Согласилась бы она? Не уверена. Она словно из огня состояла, из риска. Ее сердце вполне могло быть моей ракушкой. Сидящей по другую сторону окна. Никаких решеток. Только руку протяни.

— Вень Ки, — зову я.

Другие девочки смотрят на меня.

— Ты когда-нибудь видела, как выглядит наутилус?

Я все еще спотыкаюсь об это слово, произношу его неуверенно.

Глаза девушки ярко вспыхивают. Огонек пританцовывает с тяжестью пережитого.

— О да. Мой отец иногда их ловил. Он продавал раковины туристам на рынке. Если расколоть раковину, то можно увидеть, насколько она выросла. Всякий раз, когда она становится слишком большой, чтобы помещаться внутри, она запечатывает раковину. Снова и снова. Пока та вся не сворачивается.

Нуо вздыхает:

— Как папоротник? У моей бабушки папоротник рос в саду. А еще редис, морковь и...

— Нам не стоит говорить о доме, — перебивает Инь Юй. У нее зудящий и раздражающий голос. Более страстный, чем обычно. Это заставляет меня заметить пятно от вина на ее платье. Оно все еще темное и влажное, похоже на рану. — Мы просто сами себе делаем больно. Ничего хорошего из этого не выйдет. Именно из-за этого, в первую очередь, Синь попала в беду... говорила о доме. Это просто застряло у нее в голове.

Нет. Не в голове. Оно заполонило ее сердце, росло и ширилось, пока она не отринула все остальное — попыталась прорваться к лучшей жизни.

Интересно, а парень знает, что находится внутри наутилуса? Могут ли эти ясные глаза увидеть, насколько крепко сжимается моя собственная оболочка? Как скоро закончится мой запас выносливости?

Ответ не так прост: ни да, ни нет. Это даже не вопрос освобождения. Проблема в том, что я хочу еще. Квартиру посла или то, что лежит за решетками того окна. Что-то знакомое или риск.

Я не такая, как моя сестра. И никогда не была. Джин Линь всегда быстро бегала, отчаянно боролась. Когда она была рядом, я о многом не задумывалась.

Но и повторить путь матери я не хочу. Просыпаться каждое утро, видеть солнечные лучи на своих ранах и потайными частичками своего сердца гадать, а может ли быть где-то что-то другое. Там, за пределами рисовых полей и гор.

А это моя гонка. Мой риск. Джин Линь здесь нет, чтобы позаботиться об этом.

Может быть, я гораздо быстрее, чем думала прежде.

* * *

Не знаю, почему я решила, что выяснить имена будет проще, как только я выберусь из комнаты. Как будто я могла просто подойти к подручным хозяина и пожать им руки. Единственный способ все узнать — бродить поблизости, не вызывая подозрений, а значит, нужно попросить хозяина о работе по дому. Такой работе, которая приблизит меня ко встречам Братства. Обязанность подавать вино и поджигать трубки.

Обязанности Инь Юй.

Пока я подбираюсь все ближе к берлоге хозяина, у меня в животе скачет лягушка. Думаю над тем, как буду простить его, как сделать так, чтобы просьба прозвучала совершенно невинно. Но хозяин гораздо умнее, чем хочет казаться. Как иначе ему удалось бы стать самим законом в месте, полном беззакония?

В салоне почти пусто. Нет клиентов, которые обычно валяются на диванах, извергая дым. В углу нет Нуо. Тишина оглушает. Я слышу каждый свой шаг, скрип и движение потертой древесины.

Хозяин сидит в одиночестве, поджав ноги так, что я удивляюсь его гибкости, которая до сих пор ему присуща. В руках он держит трубку, но к губам не подносит.

— Мама-сан говорит, ты хотела встретиться со мной. Обычно меня это не интересует, но после моего последнего разговора с твоим клиентом, меня гложет любопытство.

На последнем слове он наклоняет голову. Все, что мне видно, все, на что я могу смотреть, — уродливый алый шрам. Опускаю взгляд на пол. Из-под шелкового платья торчат все десять пальцев. Они похожи на червей, принесших себя в жертву, чтобы поймать рыбу.

Он знает. Он умен. В голове шумит страх. Осторожная, послушная Мей Юи пытается меня остановить. Не спрашивай. Иди обратно. Сиди. Жди. Скажи "да".

Я облизываю губы, собираю разбросанные по всему телу остатки мужества. Они острые, скрученные, совершенно новые, но этого достаточно, чтобы вытолкнуть слова наружу.