Господин двух царств

– Мне нужно укрепиться на море, – сказал он немного погодя. – Это только благоразумие, поскольку Персия всегда была здесь сильна. Поэтому я взял Финикию, чьи корабли сражаются за Великого Царя. А затем придет черед Дария. Он будет сражаться со мной – вельможи заставят. Тогда от моря, оставив своих людей править городами за моей спиной, я пойду в глубь страны, чтобы отомстить персам, как того хотел и мой отец.

– Море – не только Финикия, – сказала Мериамон, – и империя – не только Азия.

Кто-то вмешался в разговор. Нико. Она совсем забыла о нем, а он был рядом, в тени статуи ее отца.

– Ты, конечно, имеешь в виду Египет.

– Конечно. Он ждет, – сказала она, – и скоро устанет ждать и решит, что у варваров хватило духу добраться только до границ империи. Египет восставал и раньше. Что случится, если он опять восстанет? Времени хватит, чтобы поработить его снова.

– Так рассуждает Дарий, – возразил Александр. – Раньше он был храбр и потому стал царем. Но он размяк и привык к роскоши. Я думаю, он отказался бы от моря, если бы я захотел дойти только до него.

– А Египет?

– Разве я хочу Египет?

Мериамон замерла. Царь улыбался. Он испытывал ее. Она тоже постаралась изобразить на своем лице улыбку.

– Ты хочешь Египет, – сказала она. – Там твоя сила.

– Моя сила в Македонии.

– И поэтому ты ее оставил?

Теперь он замер и ответил на ее улыбку сжатыми губами и сверкающим взглядом.

– От глубоких корней дерево растет высоко.

– От глубоких, – согласилась она. – И широко разветвленных. Кто ты такой, Александр? Кто был твой отец?

– Ты хочешь оскорбить мою мать?

Осторожно, опасность. Улыбка Мериамон стала теплее и шире.

– Меньше, чем какую-либо женщину в мире. Мой отец видел твое зачатие, ясно видел в магической воде. Но бог может являться в разных обличьях.

Она все время чувствовала, почти осязала, как слушает Нико – напряженно и молча.

Александр застыл, но в нем был трепет, трепет пламени, которое, даже неподвижное, все равно обжигает.

– Вспомни Тиндарея, – сказала Мериамон, – и Геракла, своего предка.

– Нет, – сказал Александр едва слышно. – Она говорила мне однажды – и не однажды, – но это все вздор. Он никогда не принадлежал только одной женщине. Даже ей. Особенно ей. В ней всегда было слишком много огня.

– Огонь привлекает огонь, – ответила Мериамон. Тихо, так же тихо, как он, как будто это был не ее голос.

– Нет, – сказал он. – Меня породил не бог. Никто никогда не претендовал на меня. Я сын Филиппа и ничей больше.

– Ничей?

Александр больно сжал ей руки.

– Тогда где же был этот бог, когда он был мне нужен? Где он был, когда меня били и морили голодом, чтобы подчинить своей воле? Где он был, когда мой отец менял женщин одну за другой, бросал оскорбления в лицо моей матери и смеялся, когда она упрекала его? Где он был, когда отец насмехался даже надо мной, заведя ублюдка, и выгнал меня, когда я потребовал то, что принадлежало мне по праву? Где он, наконец, был, когда мой отец умер?!

«Это любовь», – подумала Мериамон. Любовь – и ненависть, такая глубокая, что она снова обернулась любовью, отравленная завистью, подслащенная гордостью. Великие люди так редко имеют великих сыновей, а здесь был Филипп, был Александр, и кто бы из них потерпел соперника?

– Говорят, ты убил его, – произнесла она ясно, спокойно и совершенно хладнокровно.

Он не свернул ей шею. Даже не ударил. Он впитал это с молоком матери: никогда не поднимать руку на женщину.

Он отпустил ее. Тяжело дыша, отступил на шаг, и сказал:

– Я мог бы убить его. Я хотел – о боги, гораздо чаще, чем ты можешь представить! Но не так. Не таким орудием.

– Дурак, – сказал Гефестион. Он подошел и стоял позади; было ясно, что он слышал часть разговора. – Он был честным идиотом, госпожа. Он думал, что его презирают из-за более молодого и хорошенького мальчика. Он так долго переживал это, что осталась одна только ненависть.

– Он был безумцем, – сказал Нико, словно эхо царского друга. Но это был его голос, и он сам стоял за спиной Мериамон. – В нем не осталось ничего, кроме злобы. Нет, госпожа. Македонцы всегда были склонны убивать своих царей, это помогает поддерживать в них силу духа. Но не так.

– Я знаю, – ответила Мериамон. И, если она и не знала этого раньше, то должна была понять теперь, когда Александр кричал ей о смерти своего отца. Отца по крови. Это несомненно. Но его отец по духу… – ты не только плоть, Александр. Но у богов свои пути и свое время. Может быть, тебя испытывали и закаляли в горниле. Может быть, они хотели, чтобы ты нашел свой собственный путь.

– Тогда зачем здесь ты? – спросил он.

– Чтобы направить тебя, – ответила она, – может быть, если таков твой выбор.

– Ты хочешь сказать, что у меня есть выбор? Его насмешка заставила ее улыбнуться.

– Я не прокляну тебя, если ты мне откажешь.

– Ну нет. Ты будешь приставать ко мне, пока я не сдамся.

Мериамон слегка пожала плечами.

– Я очень упряма. Это мой порок.

– Как всего вашего народа, – отвечал Александр. – Объясни мне, зачем я должен идти в Египет. – Но прежде чем она заговорила, он предостерегающе поднял руку. – Только не рассказывай мне про богов и предсказания. Объясни мне все здраво. Какая польза Египту от моей войны против Персии? Ее сатрап умер: я сам видел его тело. Остальные вельможи слишком заняты борьбой против меня, чтобы держать ваш народ в повиновении. Вы можете восстать сами и уладить дело без меня. Зачем я вообще нужен?

– Затем, что ты есть, – отвечала Мериамон. – Зачем сотворили тебя боги. Чего ты хочешь, Александр? Ты хочешь отомстить, и только, и быть уверенным, что, пока ты жив, Персия будет держаться подальше от Эллады? Покидая Иссу, ты уже имел все это.

– Я не добьюсь этого, пока Дарий жив и не забыл, что он мужчина.

– Ну хорошо. Допустим, он помнит об этом, допустим, ты заставил его сражаться, допустим, что ты победил. И что дальше? Вернешься домой и будешь царствовать в Пелле, изображая из себя старейшину Эллады? Тебе хватит такой империи?

– Моему отцу хватало.

– Разве?

Лицо Александра было очень спокойным.

– Ты хочешь сказать, что я должен завоевать мир?

– Я говорю, что ты должен попытаться.

– А Египет?

– Египет ждет тебя.

– Я об этом ничего не знаю, – сказал Александр.

– Тогда, возможно, ты должен узнать! – воскликнула Мериамон. – Мы можем научить тебя, Александр. Наша земля очень древняя, и наша сила лежит глубоко. Мы можем дать тебе и то, и другое.

– Можете ли вы сказать мне правду, кто я есть?