Господин следователь. Книга восьмая

Антураж явно не 19 столетия. Был я как-то в нашей земской больнице — ничего хорошего.

— Год у нас какой нынче? — поинтересовался я.

— Двадцать пятый.

— Две тысячи двадцать пятый? — уточнил я.

— Дмитрий Владимирович, понимаю, что историки любят точные даты, но даже козе понятно, что две тысячи двадцать пятый.

— Козе? Маньке что ли?

Барышня вздохнула, с грустью посмотрела на меня и сказала:

— Ничего, отдыхайте. Травмы у вас серьезные, но, слава богу, все обошлось. Если умеете шутить и соотносить даты — очень хорошо. Конечно, восстанавливаться придется долго.

То, что после трех лет комы придется восстанавливаться, догадался. Это только Ума Турман, пролежав в коме невесть сколько времени, почти сразу начала прыгать и махать мечом.

— А почему вы меня вначале по имени назвали? — поинтересовался я.

— Думала — может вы меня вспомните.

— А мы знакомы?

— Я же соседка ваша, — пояснила молодая докторша. — Вы со своей девушкой в однокомнатной жили, а я рядом, в двушке, с родителями. До вас там ваша бабушка жила, я ее тоже помню. Вы поселились, когда я школу заканчивала. Мы с вами на лестнице все время здоровались, даже однажды представлялись друг другу. А ваша Лена мне как-то раз ноутбук ремонтировала. Я еще удивилась — позвонила по объявлению, а мастер по соседству живет.

А, вспомнил. Барышня была, наша соседка. Но я даже не знал, как ее зовут. Может и знакомились, но вылетело из головы.

— А с девушкой моей что?

— Почти два года сюда приходила, навещала. Потом попросила, что если… то есть, когда из вы комы выйдете, ее поняли и простили. Она из квартиры съехала, куда — не знаю.

М-да…

— Анна Игнатьевна, вы генералу позвонили?! — услышал я мужской голос. — Он просил — чтобы сразу, как сын из комы выйдет, ему сообщили.

— Пыталась, но связи нет. Я матери пациента сообщила — она сама с мужем свяжется.

Генерал? Это в той жизни мой отец генерал, пусть и гражданский, а тут полковник. И почему связи нет? Или, пока я в коме был, что-то стряслось?

И голос врача отчего-то знакомый. Напоминает голос Абрютина.

— Анна Игнатьевна, у вас кроме Максимова и другие больные есть. Хорошо, что в сознание пришел.