Господин следователь

А хрен его знает, как надо.

Коллеги при встрече здоровались со мною сквозь зубы. А я решил плюнуть. Если считают, что сын вице-губернатора пренебрегает общественным мнением, пусть считают. Я уже и так ощутил холодок, исходивший от прочей чиновничьей братии. И что теперь? Организую вечеринку, так скажут, мол, подлизывается папенькин сынок, желает за своего прослыть, а не устрою – высокомерный гордец. Мажор, блин.

Я в свое время мажоров недолюбливал. Впрочем, не слишком-то с ними и сталкивался. «Золотая» молодежь жила в своем мире, а мы, «простые смертные», обитали в своем и практически не пересекались.

Еще раз повторюсь – я решил плюнуть и заниматься своими делами. А дело по обвинению крестьянина Николая Егорова Шадрунова далось мне большой кровью. Не в том даже смысле, что мне пришлось огреть подозреваемого по башке, а в другом. И не возникло проблем с доказательствами. Шадрунов не запирался, на допросе он честно рассказал, что давно собирался убить любовника жены, но не решался. Кузнец, несмотря на свой рост и внушительные габариты, был добрым человеком. Да и жену Николай сильно любил. Да так любил, что не просто прощал измены, а когда узнал, что Тимоха его супругу бросил, а та горюет, решил наказать неверного любовника. Чтобы набраться смелости, решил выпить. А в трактире обнаружился и сам Тимоха. Ну чего бы с ним и не впить? Выпили, показалось мало, но денег при себе не было, а идти домой за деньгами – так жена ругаться станет. Приказчик сам предложил ему сходить за город, добавить еще немного. У Тимохи в деревушке Миленьево, что за Макаринским ручьем, жила знакомая баба, у которой всегда можно было заполучить бражку.

И вот прошли они три версты от Череповца, и тут Николай понял, что сама судьба дает шанс – вокруг ни души, Тимоха идет впереди. Ну как же тут не поддаться искушению? Поэтому Шадрунов попросту взял своего соперника сзади за шею да и сунул мордой в ручей. Подержал там немного, а осознав, что приказчик мертв, пошел домой.

О том, что на него может пасть подозрение, кузнец не подумал. А дома вытащил из заначки рубль, пошел и купил себе водки.

Я слушал и записывал показания подозреваемого. Даже не стал комментировать слова кузнеца о том, почему тот решил убить Тимоху! Да тут романы впору писать, а не протокол допроса подозреваемого. Впрочем, любовь – штука злая.

Так что я, как положено, открыл уголовное дело, подшил в картонную папочку судебно-медицинский акт (у нас это называлось бы протоколом осмотра места происшествия); рапорт господина пристава 1-го участка, коллежского секретаря Ухтомского (это фамилия моего нового приятеля, но к княжескому роду он не имеет никакого отношения), где докладывалось о факте обнаружения трупа; справку от врача, в которой говорилось, что «смерть наступила вследствие захлебывания водой и перелома шейного позвонка», и протоколы допросов. Отдельно шли рапорта городовых, свидетельствующих о «сопротивлении при задержании».

Опыта проведения следствия у меня никакого, но, на мой взгляд, в нашем мире одного только признания подозреваемого для доказательства совершенного преступления было бы маловато. Бьюсь об заклад, что от меня потребовали бы свидетельских показаний о том, как кузнец и его жертва вместе пили, а потом ушли за город.

Поэтому я не поленился вызвать на допрос неверную жену кузнеца – маленькую женщину, чем-то напоминавшую мышь. Она долго стеснялась, но призналась-таки, что с приказчиком у нее была любовная связь. Но всего один раз. Наверное, врала, но выбивать показания – не мое дело. Главное – удостоверен сам факт прелюбодеяния. Мотив, скажем так.

И еще – а это тоже была моя инициатива – вызвал на допрос трактирщика, и тот подтвердил, что накануне убийства Шадрунов на самом деле пил с Тимохой.

Еще одним изобличающим фактом стало сопротивление кузнеца при аресте. Вот здесь, кстати, в нашем мире я должен был вменить кузнецу еще одну статью УК, которую он нарушил. Не то сопротивление, не то неповиновение. А в этом мире ничего не требуется. Это уже сам судья решает. А следователь не имеет права указывать – по какой статье следует привлечь преступника, не его это дело.

И вот я сижу в кабинете помощника прокурора, которому должен сдать это дело для надзора и для дальнейшей передачи его в суд.

Титулярный советник Виноградов – мужчина лет сорока, с изрядной лысиной и маленькими злыми глазами, в поношенном вицмундире, полистал материалы, почитал, а потом посмотрел на меня.

– Нет, господин коллежский секретарь, я решительно отказываюсь принимать это дело, – сказал Виноградов, брезгливо отодвигая тоненькую папочку от себя.

– А что не так? – удивился я. – Вы нашли нарушение законности с моей стороны или в деле мало материалов, изобличающих преступника?

Я слышал себя словно со стороны. Вон как заговорил! «Нашли нарушения законности», «изобличение». А что делать? Пусть я еще не так много времени провел в новом для себя мире, но от окружения никуда не деться. И говорить станешь так, как говорят все вокруг. Наверняка скоро начну говорить вместо буквы «ч» букву «ц», как принято в Новгородской губернии. Изучал, помню, про «новгородские говоры». Первое время слух царапало, а теперь ничего, привык.

Я еще из школьного курса обществознания помнил, что мне не следовало называть Шадрунова преступником, пока нет решения суда, но в этом мире таких строгостей нет. Да и разговор у нас частный.

– Материалов достаточно, даже сверх того, что требовалось для суда, дело в другом…

– И в чем же?

– В ваших бумагах огромное количество орфографических ошибок, – покачал головой помощник прокурора.

Про свои ошибки я догадывался. А что поделать? Я уж и так половину времени проводил, сверяясь с орфографическим словарем. Но разве упомнишь все?

– Неужели так много? – деланно изумился я. Ну да, я старался, сверялся, но наверняка все-таки допустил ошибки. Как же без этого?

– Ну вот, господин коллежский секретарь, – торжествующе ткнул перстом титулярный советник в дело, опять подтянул его к себе, быстро отыскал нужную страницу. – Вот, – повторил он. – Вы здесь допрашиваете супругу подозреваемого Веру Иванову Шадрунову, в девичестве Санину. Так?

– И что с ней не так? – озабоченно поинтересовался я. Уж тут-то какие ошибки я мог допустить? – Женщина допрошена, ей доведено, что в суде она станет давать показания под присягой. А то, что эта Вера Иванова неграмотна, здесь не моя вина. Крестик она поставила.

– Вы пишете ее имя через е, а следует писать через ять.

Вон оно как… Я уже знал, что слово вера (имеется в виду вера в бога) пишется через ять. Значит, и в имени следовало писать не Вера, а В?ра. Ну теперь буду знать. Еще следовало писать через ять слова б?лый и бл?дный, л?съ и л?ший. И даже н?мец положено писать через ять, да еще и с ером на конце.

– И что вы предлагаете? – поинтересовался я.

– Что я предлагаю? – усмехнулся Виноградов. – Я предлагаю вам уйти со службы и отправиться учиться в гимназию. Думаю, для вашего папеньки не составит труда устроить вас в первый класс. А еще лучше – в подготовительный.