Госпожа Эйфор-Коровина и небесная канцелярия

Дон Фердинанд сунул трубадуру доску и грифель, а сам откупорил бутылочку вина и с облегчением вздохнул. До замка Боскана-и-Альмагавера оставался еще день пути.

* * *

Люба очнулась, открыла глаза и тут же зажмурилась, увидев над собой бархатный полог. Открыв глаза снова, Люба опять увидела этот же бархатный полог. С опаской повернула голову вправо. Там оказался огромнейший камин, из которого невыносимо дуло; поглядев влево, мадам Вербина чрезвычайно сконфузилась. Рядом лежал неизвестный мужчина! Люба тут же вознегодовала, Неужели ее похитили? Стоило потерять сознание, как этим тут же кто-то воспользовался! Перевернувшись на бок, она с интересом заглянула в лицо "насильнику".

– Мама!
– Люба пулей вылетела из-под одеяла.

Лицо "насильника" было красно-бордовым. Глаза буквально вылезали из орбит. Пальцы рук сжимали его же собственное горло, от чего создавалось впечатление, будто он сам себя задушил. На спинке кровати было написано: "Горе тому, кто подумает плохо!".

Люба огляделась, взгляд у нее был, прямо скажем, нездоровый. Глаза стеклянные, или как говорят в народе, очумелые.

– Мама дорогая!
– только и смогла выговорить она, да и то еле слышным заикающимся шепотом.

Сводчатый потолок терялся в темноте. Свет струился сквозь узкие, готические окна, по форме напоминавшие заостренные арки. Пол устлан Шкурами животных. Чуть поодаль зеркало, в огромной раме, на массивных ножках. Оно отражало женщину средних лет, с приятным лицом и округлыми формами. Люба обернулась и, не увидев в комнате больше никого, потеряла дар речи. Она уставилась в зеркало и подняла правую руку - отражение подняло левую, наклонила вбок голову - отражение сделало то же самое, подняла вверх левую ногу - женщина в зеркале тут же неуклюже задрала правую.

– О, Боже!
– Люба бросилась к зеркалу, ощупывая свое лицо.
– Это я?!

"Гусиные лапки" вокруг глаз, чуть опустившиеся уголки рта, на голове сетка для волос. Люба сняла ее и каскад каштановых прядей, завивающихся крупными, тяжелыми кольцами, рассыпался по ее плечам.

Соскочив с кровати, мадам Вербина начала озираться по сторонам.

– Ну... так, в общем, ничего...
– пробормотала мадам Вербина, поворачиваясь к зеркалу задом. Потом схватилась обеими руками за голову и подошла к зеркалу вплотную.

– Этого не может быть!
– сказала она себе.
– Этого не может быть! Мне это снится! Сейчас я лягу в постель, накроюсь одеялом и проснусь... где же я проснусь?
– Люба задумалась.
– На худой конец, в вытрезвителе...

Люба добралась до кровати и легла, с опаской поглядывая на труп в полутора метрах от нее. Внезапно за дверью раздался звук приближающихся шагов. Мадам Вербина вздрогнула. Первая мысль: спрятаться! Люба даже дернулась, чтобы забраться под кровать, но испугалась мышей, которые, гипотетически, могут там оказаться.

– Инесс! Это Алонца, мы уже можем войти?
– раздался тонкий, и, как показалось Любе, стервозный голосок.

– Я вхожу! Сердце мадам Вербиной колотилось с частотой двести ударов. Обильно покрывшись холодным потом, Люба, даже не глядя на эту Алонцу, уже поняла, что терпеть ее не может. Что за привычка ломиться в чужую спальню с утра пораньше?

Дверь распахнулась и на пороге появилась Алонца. Маленькая, жирненькая, рыжая особа, с малюсенькими водянистыми глазками. Люба моментально окрестила ее "Тыквой". Взгляд "тыквы" впился в лежащее на кровати тело.

Мадам Вербина подумала, что если она спит, то удивляться ничему не нужно, а если она сошла с ума, тем более.

– О, Боже! Это ты его убила! Это ты! Я знаю! Теперь тебе достанутся все его деньги!..
– злобно взвизгнула стервоза и затопала ногами.

"Да-а, - протянула про себя Люба.
– Хорошее знакомство с хорошим человеком..."

Позади Алонцы толпились люди. По виду и запаху - натуральные бомжи.

Люба почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Единственное, что ее удерживало от обморока - это страх опять оказаться черте где. Впрочем, постепенно ею овладело любопытство. Если это сон, чем же он закончится? Неожиданно внимание мадам Вербиной привлекла какая-то горбатая старуха в засаленном чепце. Она влезла на невысокую скамеечку, позади толпы, и начала корчить Вербиной немыслимые рожи, отчаянно при этом жестикулируя. "Что за ненормальная?" - подумала Люба. Старуха расстегнула ворот своей рубашки и показала ожерелье из необработанных сапфиров, затем подняла руку и продемонстрировала ей серебряный браслет, Ариадна Парисовна!

– Что ты молчишь, как истукан?!
– взвизгнула Алонца.
– Нужно же послать за отцом Бартоломео! Душа дона Карл оса уже наверняка на пути в ад!

Ариадна Парисовна хлопнула себя ладонью по лбу. Люба отчетливо прочитала по ее губам: "Ну, говори же, что-нибудь, дура!".

– Все вон!
– заорала мадам Вербина и приподняла брови, вопросительно глядя на Ариадну Парисовну.

"Бомжи" переглянулись и возмущенно зашелестели, как березы на ветру. Госпожа Эйфор-Коровина закатила глаза и повертела пальцем у виска.

– Я передумала!
– тут же завопила мадам Вербина.
– Останьтесь!

И перевела взгляд на Ариадну Парисовну. Та показала пальцем на Алонцу и скорчила умильную рожу, призывая выказать жирной корове дружелюбие. Суфлерща сделала жест - будто гладит стервозу по голове.

– Моя возлюбленная- Алонца!
– изрекла Люба с шекспировским пафосом.
– Приди на грудь мою, мечтаю я тебе поведать о...

Тут она замялась, увидев, что старуха наморщила нос и отчаянно колотит себя кулаком по лбу.
– В общем, я тебя люблю и требую ответа - взаимна ли моя любовь?
– закончила свою тираду Люба.

– А! Пытаешься меня задобрить? Не выйдет!
– завопила рыжая бестия.
– Теперь нет никаких сомнений, что это именно ты извела несчастного дона Карлоса!

– Стыдись, Алонца! Твоя сестра вне себярт горя! Она обращается к тебе за поддержкой, а ты обвиняешь ее в убийстве! Разве ты не видишь, что дон Карлос умер от апоплексического удара? Вчера он как обычно много лил, не взирая на запрет врача, и вот печальный итог. Прояви христианское милосердие!

Люба повернула голову и застыла, как зачарованная.

На нее страстно взирал мужчина. Черные как смоль, кудрявые волосы, бородка на манер Джорджа Майкла, смуглое лицо, сочные, правильной формы губы, тонкий нос с небольшой горбинкой. Серый шелковый камзол с серебряным шитьем ловко облегал его статную, красивую фигуру, а серые чулки обтягивали стройные, мускулистые ноги. А главное - он смотрел на Любу так, словно хотел воспламенить ее своим взглядом. Надо признать, что ему это удалось. Мадам Вербина влюбилась с первого взгляда и забыла обо всем на свете, включая беснующуюся на своей табуретке Ариадну Парисовну.