Госпожа Клио. Восход

– А убийца может стать Верховным жрецом?

– Естественно. Верховного жреца назначает царь, который, вступив на трон, становится сыном Амона. А воля Сына Бога – закон, какой бы она ни была.

…Вот так Алекса! – подумал Витус с восторгом, – вот это шанс – всем шансам шанс! Ну, что с того, если я убью человека, который и так уже умер много веков назад? Это они все не знают об этом, а я-то знаю. Это совсем даже и не убийство…

– Так ты согласен? – прищурился Эйе.

– Согласен, – ответил Витус также легко, как если б у него спросили, согласен ли он изжарить еще бьющую хвостом рыбу.

– Тогда, Витус, хвала Амону, нам надо собираться. Хетт уже прибыл и царица собирает пир по этому поводу, чтоб представить избранника чиновникам и, естественно, жрецам. Причем, нашего согласия на брак она даже не спрашивает! – Эйе несильно стукнул ладонью по столу, – Витус, мы принесем этого хетта в жертву Амону, и он отблагодарит нас своими дарами. Это сказал я, Верховный жрец, который беседует с Амоном и разносит по городам его волю!

…Ни с кем ты ни хрена не беседуешь, – подумал Витус, – ты, старый шарлатан, впускающий ветер, который качает факелы. Я и то сильней тебя… был. Эх, мне б сейчас мои прежние возможности! Да я бы перевернул эту страну!.. Но ничего, оказывается, так тоже можно жить…

Сборы оказались недолгими, и когда Эйе, вместе со всеми четырьмя хему нечер уже переплывали реку, то под мерные взмахи гребцов Витус вдруг сообразил, что у них даже нет плана убийства. …Или пусть над этим ломает голову Алекса? Да, пожалуй. Если она уж начала так тщательно планировать операцию, то и ее окончание должна предвидеть тоже…

– О, Супруга Бога, лучезарная Анхесенамон, От Взгляда На Которую Возникает Солнечный Блеск… – слуга остановился, переводя дыхание и ожидая разрешения продолжать.

Анхесенамон подняла взгляд от воды, в которой отливающие золотом рыбы лениво шевелили полупрозрачными хвостами, словно небрежно гоняя облачка тумана. Это было приятное и успокаивающее зрелище. Только так царица могла хоть на время отрешиться от своих мыслей, ведь каждое утро начиналось с отсчета – еще день прошел (второй, третий, четвертый), а Синатхора все нет.

Самое страшное, оказывается, это ожидание. Причем, не ожидание неминуемой беды, к которой Атон дарует привычку, а, значит, и успокоение – гораздо страшнее постоянно находиться на границе беды и счастья. Когда перо птицы Маат одним движением может склонить чашу весов, как в одну, так и в другую сторону; когда думается о возможном счастье, а вместо него приходит…

– Продолжай, – приказала Анхесенамон, понимая, что пауза не может быть вечной, так же, как птица Маат не может прекратить дышать.

– Твой корабль, о, царица, причаливает к пристани.

– Скажи… – Анхесенамон сжала кулачки. Вот и наступила эта минута – сейчас она узнает свою судьбу, и мучительное ожидание разом закончится!.. – на его мачте есть белый флаг или там нет ничего, кроме паруса?

– Есть, о, Лучезарная.

Анхесенамон закрыла глаза и подняла лицо к небу. Губы ее бесшумно зашевелились, потому что вслух она не решалась произнести свою молитву: „Счастье придет к тому, кто поднимет упавшее, поэтому сердце велит мне делать то, что будет вести к чести Атона. Ты, Атон, поможешь мне обрести счастье, ведь не зря мой отец был твоим сыном…“ Вместо этого она сказала:

– Отправь в порт колесницу, украшенную золотом и запряженную двумя лошадьми.

– Считай, о, царица, что уже исполнено.

– А еще приготовь зал, где мой муж встречал иностранных послов и пусть мне принесут парадные одежды.

– Считай, о, царица, что уже исполнено, – несколько раз склонив голову, будто игрушечная кукла, слуга удалился.

По шатким мосткам Синатхор сошел на берег. Прямо перед ним стояла царская колесница и несколько рабов, которые всегда встречали гостей, доставляя во дворец дары, присланные Владыке Двух Земель. Арнуванда спустился чуть позже. Он не взял с собой слуг, поэтому был вынужден сам надевать на себя шкуру леопарда, добытую лично и превращенную хеттскими мастерами в дорогую накидку.

Синатхор считал, что участвовать в походах и войнах для сына царя является обязанностью, угодной богам и приносящей славу, но зачем ему один на один сражаться со страшным зверем, этого он понять не мог. Если только, чтоб показать свою власть над всем живущим? В таком случае, у них в Египте гораздо более гуманные законы – царю, чтоб доказать, что он силен и ловок достаточно обежать вокруг храма, держа в каждой руке по сосуду с зерном. Это очень легко выполнимое испытание для человека, с детства готовившегося стать воином. Так зачем же рисковать жизнью Подобного Небу в схватке с тупым свирепым животным? Вдруг человек допустит ошибку, и кто тогда взойдет на трон? Этот вопрос всегда являлся самым важным, и не только для Синатхора. Впрочем, Арнуванда победил, а уж обежать Карнак ему и вовсе не составит труда.

Рабы приняли от гребцов груз и направились в сторону дворца так легко и быстро, словно в сундуках находились не золото и самоцветы, а страусовые перья. Арнуванда же подошел к колеснице и придирчиво осмотрел ее.

– Плохая упряжь, – сказал он уверенно.

– Почему? – Синатхор удивился, – ведь она украшена золотом и драгоценными камнями.

– Разве лошадям нужно золото? – Арнуванда оттянул один из ремней, обхватывавших лошадиную шею, – он слишком стесняет ее. При быстром беге лошадь задохнется.

– Ей не надо бежать быстро – это колесница царицы, а не воина.

– Бывают моменты, когда все колесницы становятся колесницами воинов. Зато лошадь хорошая, – хетт со знанием дела похлопал по могучей холке, при этом лошадь скосила на него карий глаз и топнула копытом, подняв облачко белой пыли.

Носильщики ушли далеко вперед, но Синатхор не спешил – во-первых, надо было дать время, чтоб церемонию успели организовать на достойном уровне, а, во-вторых, нельзя, чтобы гость явился раньше своих даров.

– Это Фивы – наша столица. Посмотри, как она красива, – Синатхор по-хозяйски обвел рукой панораму города.

– Да, – согласился Арнуванда, – стены у города прочные. Сторожевые башни построены на манер сирийских мигралов, так? Мне приходилось брать такие штурмом. Зато наша Хатусса находится в горах и защищать ее гораздо проще, потому что приблизиться к ней можно лишь с одной стороны – именно там, где мы и ждем неприятеля. Здесь это сделать труднее. Например, если враг придет с реки…

– Почему ты всегда говоришь о войне? – перебил Синатхор.