Готическая коллекция

— Швейцарские из угле волокна. Легкие и прочные, — ответил Кравченко.

А Мещерский про себя отметил, как шустро их медлительный собеседник уклонился от вопросов. Как и Базис вчера вечером.

— Ну, доброй охоты на шпроты, — Дергачев зевнул. — Совет один: идите вдоль берега до Высокой Дюны — увидите ее. Там сразу за ней есть бухта. Когда погода портится, рыба там кучкуется. И с моторкой этой поосторожнее. Она уже раз тонула, между прочим. Насчет погружения предложение в силе?

— Я же сказал, — ответил Кравченко.

— Тогда выберем погожий солнечный денек. — Дергачев улыбнулся, кивнул на янтарь:

— Смолу жене отдай, пусть себе браслет сделает. Я на призовую фишку что-нибудь другое найду.

И он повернулся было уходить, но Кравченко удержал его. То, что Дергачев вспомнил Катю, словно навело его на какую-то мысль. Какую, Мещерский догадался позднее.

— Подожди, Иван, — Кравченко вроде бы замялся, — ты тут вроде всех в поселке знаешь…

— Ну?

— Участковый ваш что за фрукт?

— Катюшин? — Дергачев удивленно посмотрел на Кравченко. — Он не фрукт, прошу запомнить. Он — мой старый кореш: в Калининграде на одной улице жили. И тут в одном доме квартиру вместе снимаем.

— А что же твой земляк сюда перевелся?

— Он не перевелся. Сослали его сюда, в глушь, в Саратов… — Дергачев усмехнулся. — За характер свой боевой страдает Клим. У него, между прочим, дядька родной — ба-альшая шишка в милиции. Генерал. Он его сюда и запихнул, когда Климу дело прокуратура начала шить.

— Уголовное дело? — насторожился Мещерский. — Вашему участковому? За что?

— За инициативу, можно сказать, за героизм. Эх, люди-начальники, — Дергачев вздохнул. — Кого-то задержали они. Он в розыске в УВД Калининграда работал. Ну, хмыря какого-то они брали в приграничном с Литвой поселке. Тот деру дал к границе. Ну, и инцидент получился с литовской стражей. Драка, в общем… Они ж нормального языка не понимают. Клим, человек горячий, ствол достал. А что, надо было тому уголовнику дать на ту сторону уйти? Словом, стрелял он, в результате и того ранил, и пограничника литовского. Ну, конечно, скандал, прокуратура сразу дело завела. В тюрягу вполне мог загреметь. Хорошо, его дядька-генерал выручил. Правда, как выручил-то? Скоренько запихнул в сводный отряд спецназа, в Чечню.

Клим там три месяца оттрубил в разведроте, потом его сюда сослали, на косу, пока шум с прокуратурой не поутихнет.

— Ну, вы тут и даете, — процедил Мещерский, косясь на Кравченко, который уж что-то слишком внимательно слушал про злоключения участкового. — Неудивительно, что у вас тут людей среди бела дня на пляже режут. Каков поп, таков и приход.

— Это вы про убийство? — нахмурился Дергачев.

— Да. А еще я краем уха слышал, что вроде кто-то тут у вас пропал. И не один, а, кажется, двое.

— Трое, — ответил Дергачев. — Ладно, я пошел, плывите. — Он круто развернулся и зашагал враскачку по причалу.

Кравченко прыгнул в лодку и сел к мотору.

— Слушай, а что он приходил-то, я не понял? — спросил Мещерский. — Янтарь, что ли, подарить?

Кравченко спрятал подарок для Кати поглубже в карман и плотнее запахнул дождевик.

— Мы едем рыбачить или нет? — в свою очередь спросил он Мещерского.

Глава 12 КРИВОЙ, МЫШКА И РОГАТЫЙ МУЖ

Проводив Кравченко на рыбалку, Катя так больше и не сумела заснуть. Собственно, когда Драгоценный В.А. еще затемно заворочался в кровати, как бегемот в болоте, засуетился в поисках то того, то другого, заметался из душа к шкафу и от шкафа к не разобранному еще чемодану, Катя, сразу же стряхнув с себя сон, выскочила из-под одеяла и, как верная жена, тут же активно включилась в поиски, сборы и яростные споры приглушенным шепотом о том, что брать. В какой-то миг ей даже захотелось ехать с ними. Все равно она поднялась чуть свет. Не пугала даже кромешная темень за окном и холодный ветер, дувший в открытую форточку. Это было почти приключением — море, шлюпка, рыба, пляшущая на крючке, едва лишь закинешь удочку, спортивный азарт лова. Все лучше, чем снова сидеть как сова одной в номере или слоняться по пляжу.

Однако, взглянув на Драгоценного, Катя тут же раздумала рыбачить. Утром Кравченко даже не заикался о вчерашнем своем предложении. На лице его застыло благоговейное, сосредоточенное выражение: глава семьи, кормилец собирается на промысел. Ни-ни отвлекать его от этого священного ритуала.

В результате, проводив его, Катя вернулась в теплую кроватку. Закрыла глаза, полежала, потом открыла глаза, заворочалась, включила ночник, поискала, что бы почитать, конечно, ничего не нашла, потому что не взяла ни одной книжки (шляпа несчастная), решила в тишине поразмыслить о тайне убийства на пляже, но тут же расхотела — а ну его в баню. Не хватало еще с самого утра портить себе настроение и расстраиваться. И встала. Уже окончательно и бесповоротно.

Часики показывали совершенно нереальное время — без четверти пять. И тут Катю вдруг осенило: да это же самый подходящий момент, чтобы встретить рассвет на берегу моря. Хоть будет потом что вспомнить, чем похвастаться — мол, видела своими собственными глазами, как огненный шар солнца поднялся над морской пучиной, блистающая колесница Гелиоса начала свой дневной путь по небесному своду.

Катя порылась в чемодане. Кравченко в отличие от нее знал, куда они едут, и набрал немало теплых вещей. И как только она не обратила внимания, что он берет с собой «на юг» сразу две куртки и три шерстяных свитера, и не насторожилась еще в Москве? Ведь одежду-то она сама паковала, собственноручно. Эх, рассеянность наша…

Катя облачилась в свитер Кравченко. Он был толстый, кусачий, из грубой шерсти, просторный и длинный, как платье. Взяла и его джинсовую куртку. Видок у нее во всем этом был, конечно, аховый, но кто бы стал ее разглядывать в такую-то рань?

Сразу же после завтрака, как и планировалось вчера, Катя рассчитывала навестить опорный пункт, чтобы если и не поучаствовать непосредственно в допросе мужа Преториус, то хотя бы посмотреть на него со стороны, составить впечатление об этом человеке, которого уже коснулась тень подозрения. Но до одиннадцати времени было много. И надо было еще придумать, как бы его поинтереснее убить.

Катя на цыпочках спустилась вниз, повесила ключ от номера на доску, отперла дверь и вышла в предрассветные сумерки. Она решила взобраться на Высокую Дюну, чтобы встретить рассвет на ее вершине. (Вот Вадька и Серега лопнут от зависти, когда вернутся со своей рыбалки, поймав три жалких головастика, и услышат о ее собственном великом приключении!) К Дюне она шла по пустынному берегу. Храбро шла, быстро, бодро, категорически запретив себе замирать на месте и пугливо озираться по сторонам. Еще чего!

Кого это она тут боится?

Небо на востоке сначала было зеленым, потом стало розоветь. Из-под низко нависших туч сочился красный свет. С моря дул резкий, пронизывающий ветер.

На пляже гудел прибой. Катя замедлила шаг, созерцая море, а потом снова бодро двинулась к Высокой Дюне.

Катюшин на своем дурацком мотоцикле, помнится, штурмовал этот холм в самом неприступном обрывистом месте. Но на вершину должен быть путь и полегче, и она его сейчас отыщет. Она наугад свернула направо и углубилась в дюны, обходя холм с тыла. Окрестный пейзаж был девствен и величав: море, желтая гряда холмов, рассеченных прямым, как стрела, шоссе, за ним церковь, изумрудная лужайка кладбища и темная, шумящая кронами на ветру роща.