Готическая коллекция

— Все правда, — повторил он ей, — документально даже подтверждено через архив. Григорий Петрович специально справки наводил. Геринг после возвращения Мемельского края рейху часто охотился в здешних местах. И тут, на косе, и в заповеднике, прежнем Ибенхорстском лесу. А потом он взял и подарил эту машину летнему лагерю гитлерюгенда, располагавшемуся здесь, под Росситтеном. — Наткнувшись на вопросительный, недоверчивый Катин взгляд, Базис пояснил:

— Здесь, на косе, в Рыбачьем — Росситтене — был перед войной летний военно-спортивный лагерь.

Люфтваффе над ним шефствовало. Фрицы маленькие в лагере этом военными видами спорта занимались, особенно планеризмом. Тут у нас условия для этого очень подходящие. Геринг лагерем этим тоже интересовался — у них тогда так принято было: дети рейха — дети фюрера, ну и все такое. Все лучшее — им. Он и подарил им эту машину. А когда в тридцать восьмом лагерь закрыли, «мере» этот так и остался в здешнем гараже. А потом, уже зимой сорок пятого, фрицы на нем драпать решили, когда войска наши наступали.

Тогда все в ход шло. — Базис покосился на Линка. — Ты уж, Миха, друг сердечный, извини, но история есть история. Слова из нее, как из песни.., того, не уберешь. Ну, значит, и не доехали тогда на нем фрицы — в «мере» снаряд наш попал. Завалился тогда он, бедняга, в кювет, песком его занесло, и лежал он там больше полувека, пока на него не наткнулись.

— Да мы про тачку эту и про место, где она была, еще с первого класса знали, — хмыкнул один из подростков, — только она тогда полным металлоломом была. Кому нужно-то? Тут в дюнах и не то еще можно найти, если целью задаться. Патронов сколько хочешь можно набрать, даже «ППШ», если повезет.

— Теперь, после реставрации, учитывая такую родословную, за «мере» ха-арошую сумму можно будет слупить, — мечтательно изрек Базис. — Ох, уж и гульнем мы тогда с Юлькой на эти бабки. В столицу махнем, потом куда-нибудь на острова. Ну что ты, Михель, дорогой, все морщишься? Ну, что такого я опять ляпнул?

Долговязый Линк обошел машину. Катя наблюдала за ним. После утренней встречи на кладбище она испытывала к этому человеку очень сложные чувства: он или не он так испугал ее там, возле березы?

— Я не понимать, как такое даже можно болтать, как такое даже можно думать. — Линк возмущенно глянул на Базиса, потом на улыбавшегося Сукновалова. — Если у нас в Дойчланд какой-то человек взять и сказать: я продавать машину Герман Геринг. И за то, что эта машина ездить Геринг, мне больше платить, это был бы die grosse Schande [8] . Всей фирме, потому что это значить — новый фетиш для наци. А у нас это против закон, против мораль. И я не понимать, как вы здесь даже обсуждать это такой корыстный, циничный тон. Тем более когда тут… — он кивнул в сторону подростков.

8

Великий скандал (нем.).

— А Михель, пожалуй, прав, — сказал Сукновалов, — в фатерланд эту машину не продашь. Еще на скандал крупный нарвешься. Шведа надо какого-нибудь богатого поискать или американца. Или латышу из «новых» намекнуть. Уж этих-то имя Геринга не отпугнет, наоборот, привлечет. Только вот где латыша найдешь, который с копилкой своей расстанется? Уж я-то их повидал на своем веку.

— Я Марта не советовать ездить на этом ауто, — сухо сказал Линк. — И вам, Гриша, не советовать.

— Да ладно, Михель, что ты так разнервничался? — Сукновалов дружески хлопнул его по плечу. — Я разве возражаю? Конечно, ты прав, неэтично все это. Я понимаю. Только ты идеалист, Михель. Бизнес есть бизнес. А машина эта — единственная в своем роде. И ты прекрасно понимаешь, что и у нас, и у тебя дома найдется немало людей, которые захотят купить ее именно потому, что она принадлежала толстому фашисту.

Так, для форса захотят, для понта. Ну, что такое понт, ты потом, Михель, поймешь… А я ведь не только для себя с этой сделкой стараться буду. И ради Марты тоже. И вот ради Ильи — он-то должен свой труд компенсировать, свое время, что на это железо ржавое угробил? И ты, Михель, не обижайся, это просто бизнес, а остальное тут совсем ни при чем.

— Я не обижаться, — сказал Линк, — я просто удивляться иногда вам здесь.

— Илья, а можно верх поднять? — спросила сидевшая за рулем Рита. — Давай поднимем, проверим, как она? Григорий Петрович, можно, а?

— Валяй. — Сукновалов кивнул и снова закурил, предварительно предложив сигарету Линку, словно подводя в их споре черту.

Базис начал возиться с белой откидной крышей.

Нажал на панели какую-то кнопку, но не сработало.

Тогда он сел на переднее сиденье, и, перегнувшись назад, начал бережно поправлять хромированные палки, удерживающие крышу в складном состоянии. И… с тихим шелестом крыша раскрылась, как парашют, нависла над салоном и плавно опустилась. Послышался радостный возглас Риты.

— Вас в первую очередь надо будет прокатить, — добродушно сказал Сукновалов Кате. — По законам гостеприимства. А вы надолго к нам?

— Мы с мужем.., недели на две. Он порыбачить с другом приехал.

— Ах, так, значит, вы к нам сюда отдыхать? А Катюшин тот раз сказал, что вы вроде к нам это дело приехали из Москвы расследовать.

— Вы его неверно поняли. Я тут в отпуске. Но вот пришлось помощь коллеге оказывать.

Сукновалов смерил ее взглядом и усмехнулся.

— Да уж, участковый у нас… Парень наш Клим, конечно, бравый, золото, а не парень. Но при этом одно сплошное легкомыслие. Шуры-муры крутит, в баре на дискотеке чечетку пляшет… Ну, молодой! А для расследований убийств, я так думаю, человек нужен опытный и постарше. И, конечно, не такой сорвиголова.

Мы-то думали, следователь приедет. Я, извините, как на вас там в машине глянул, ну, думаю, и следователь — студенточка, наверное.

— Следователь приезжал, место убийства осматривал. — Катя не знала — сердиться на Сукновалова или простить за дерзость. — А вас с Мартой, наверное, вызовут повесткой на допрос.

— А вам самой, что же, доводилось убийства расследовать?

— Я в милиции служу, а убийствами прокуратура занимается, — туманно ответила Катя и решила: «Не буду сердиться, на таких людей сердиться нельзя».

— Ну да, конечно, я знаю. Надо что-то с этим делать. Надо как-то этот кошмар кончать. Искать надо убийцу. — Сукновалов вздохнул. — Я за Марту болею.

Переживает она очень тяжело все это. Вроде даже винит себя. А в чем ее вина? — Он снова вздохнул. — Вот так живешь на свете, живешь, а потом бац…

Катя смотрела на Сукновалова. «Вот человек, — думала она, — который видел Ирину Преториус живой последним, если не считать ее убийцы и старика Баркасова, видевшего ее агонию. А за несколько минут до того, как Преториус уехала из ресторана, они с Сукноваловым познакомились, и она, судя по его словам, произвела на него не слишком-то благоприятное впечатление. А какое впечатление он произвел на нее как будущий муж Марты? Увы, этого уже никогда не узнать».