Готовься к войне

–  Как дела, Петруха?

–  Нормально.

–  А где второй?

–  Обход делает, - сказал Петруха и опустил глаза.

За пивом пошел, понял банкир и понизил голос:

–  Слушай, Петруха. Я пройдусь по территории. А минут через десять позвоню сюда, на пост, и ты включишь верхний свет. Все люстры. Понял?

–  Будет сделано, - ответил мосластый и неумело щелкнул каблуками.

–  Расслабься, - разрешил Знаев, вернулся к машине и под локоть вытащил Алису.

–  Пойдем со мной.

–  Что здесь такое?

– с любопытством спросила рыжая, повинуясь.
– Стадион?

–  Еще чего.

–  Темно. Я ничего не вижу. Куда мы идем?

–  Вперед.

–  Ой. Тут песок И камни какие-то. И грязь.

–  Не обращай внимания, - рекомендовал Знаев, споткнулся и сам едва не упал.

Сейчас я ее удивлю, - предвкушал он.
– Сейчас она ахнет. Это будет эффект! И это будет совсем не дешевый эффект, господа. Очень даже дорогой. Эффект на четыре миллиона долларов. Всем эффектам эффект. Это вам будет не барбекю со звездами телеэкрана в садике у торговца электрическими лампочками. Это будет нечто донельзя грандиозное.

Шагали, разумеется, не в полном мраке и не в тишине. Ночь, пока робкая, варьировала оттенки от густого темно-фиолетового до насыщенного графитового. Справа, в километре, новогодней гирляндой поперек панорамы сияли фонари Кольцевой дороги, слева, в двух километрах, мерцали окна жилых домов, отовсюду слышались разнообразные городские звуки, какофония мегаполиса - но мерцали и доносились, сильно искаженные расстоянием, ненадежные, наполовину нереальные, как не вполне реально все то, что создано человеком, построено, освещено, украшено и налажено: вблизи огромно и крепко, а отойдешь на три тысячи шагов, взглянешь - смешно.

–  Примерно здесь, - наконец заявил банкир, с удовольствием набрал полную грудь воздуха и запрокинул голову. Небо осторожно подмигивало сотнями звезд - намекало, что не следует переоценивать дружелюбие мироздания. С запада, по самому краю горизонта, переливалась и истончалась лиловая полоса заката.

–  Что «здесь»?
– тихо спросила Алиса, сжимая его локоть.
– Я ничего не вижу.

–  А не надо видеть. Попробуй почувствовать.

Рыжая подумала и произнесла:

–  Тут пусто. Ничего нет. Совсем.

–  Продолжай.

Она опять подумала и неуверенно предположила:

–  Тут ничего нет, но… наверное… тут скоро что-то будет.

Знаев испытал прилив восторга и захохотал.

–  Угадала! Угадала!

Он достал телефон и набрал номер.

–  Петруха?! Как слышишь меня?!

–  Хорошо слышу.

–  Давай!

В черном небе, сразу с четырех сторон, сверкнуло, погасло, опять сверкнуло, медленно стало разгораться и обрушило наконец плотные, почти осязаемые потоки света вниз, на двух людей, стоявших посреди обширного, ровного, как стол, поля.

–  Черт, - выдохнула Алиса.
– С ума сойти.

Банкир прижал ее к себе и медленно стал поворачивать.

–  Если ты хотел произвести на меня впечатление, - осторожно сказала рыжая, - считай, что ты его произвел.

–  Ерунда, - ответил Знаев, наслаждаясь.
– При чем тут впечатление? Я хотел, чтоб ты порадовалась вместе со мной. За меня. Смотри. Это все - мое.

Он сделал несколько шагов по сухой, отутюженной бульдозерами земле. Сунул руки в карманы. Повернулся к Алисе, обхватившей себя ладонями за голые локти. Хрипло повторил:

–  Это все - мое.

И немузыкально захихикал, опьяненный. Не самим собой, нет. Точнее, не всем в себе опьяненный - но, безусловно, опьяненный собственным могуществом.

–  Что здесь будет?
– спросила рыжая, поеживаясь.

–  Магазин, - с апломбом ответил банкир.
– Гипермаркет. Огромный. Поражающий воображение. Сотни метров прилавков и стеллажей. А там - самый ликвидный товар. Простой, вечный, всем понятный и всем известный. Валенки с галошами. Кирзовые сапоги. Ватники и телогрейки. Свечи. Керосин. Мыло. Спички. Нитки и иголки. Разумеется - водка… И спирт… Но - никакого пива! Абсолютно никакого пива. Воины пьют водку, а пиво мы оставим для жирных бездельников. Далее - медикаменты. Простейшие. Бинт, йод, стрептоцид, антибиотики. Элементарная посуда. Небьющаяся. Ложки - но не вилки. Ножи, но не столовые - охотничьи… Топоры - обязательно! В ассортименте! Топоры - это важно, без топоров никак… А надо всем, - Знаев указал перстом вверх, - очень высоко, выше всего и вся, практически в небе, будут полыхать красным цветом огромные буквы. «Готовься к войне». Таково название. Я сам его придумал. Я все это придумал сам, лично.
– Он облизал губы и еще раз выкрикнул в пространство: - Готовься к войне! Нельзя проехать мимо магазина с таким названием. Нельзя, узнав о нем, хоть раз не побывать. Тут будут стоять очереди. Толпы. Готовься к войне!
– Он перевел дыхание.
– Разумеется, это призыв. Более того, это почти приказ. И даже не приказ - заповедь! Моя, Сережи Знаева… Но это - не призыв вооружаться и прятаться по домам. Это не призыв бояться и копить злобу. Это не призыв упражняться в ненависти к чужакам. Это призыв к мобилизации духа. Потому что, если тело может пребывать в покое, разрушаться и истлевать, дух пусть вечно бодрствует и сражается. Никакая другая идея, кроме идеи войны, не тронет русскую душу. Отсюда все и начнется. С красных букв в черном небе. Готовься к войне. Какой, к черту, бренд, какая торговля - здесь будет нечто большее, чем источник прибыли. Здесь будет храм надежды и доблести! Мудрости и упорства. В моей стране имеет надежду всякий, кто имеет свечу и топор.

–  Мне холодно, - сказала Алиса.

–  Что?

–  Мне холодно. Давай ты закончишь свой рассказ в машине?

Она не выглядела восторженной. И даже заинтересованной. Она была задумчива и почти испугана. Некрасиво щурилась, и в потоках мертвенно-белого света ее лицо казалось старым. С расстояния в пять метров Знаев хорошо различал маленький прыщик на ее скуле.

Он опомнился. Ну да, конечно. Всего два дня, как ты с ней знаком. Ты притащил ее на продуваемый ночным ветром пустырь, который, если быть до конца честным, еще тебе не принадлежит; возбужденным орангутангом стал ты прыгать и ударять себя в грудь - смотри, каков я! слушай, что я изобрел!

Почему ты решил, что ей все это нужно?

–  Извини меня, - попросил он, подходя ближе.

–  Я замерзла.

–  Сейчас бы пригодился мой пиджак, - пошутил Знаев.
– Тот самый.

–  Я хочу уйти отсюда. Побыстрее.

В машине он сразу включил обогрев. Приблизился мосластый Петруха. Спешил, видать, за похвалой, а то и за чаевыми, вон как ловко исполнил волю начальства, все рубильники правильно нажал, вовремя - но банкир только махнул рукой и тронулся.

–  Отогрелась?

–  Еще нет. Там так неуютно, на этом твоем поле… И еще… Только ты не обижайся…

–  Я? На тебя? Никогда.

–  Смотреть на тебя было… неловко. Я тебя таким еще не видела. Ты скакал, как дикарь…

–  Может, я и есть дикарь. Иногда побыть дикарем - полезно.

Рыжая дрожала, сжимая ладонями плечи.

–  Зачем тебе магазин? Тебе мало собственного банка?

–  Банк - это одно. А магазин - это совсем другое.