Готовься к войне
Шрифт:
– Ты обиделся.
– Нет, что ты… Совсем нет.
Он опять ей соврал, во второй раз за последние два часа. Он обиделся. Он ощущал разочарование, и оно было тем горше, чем сильнее его тянуло к этой женщине, а его тянуло все сильнее с каждой минутой. Если понимать любовь как взаимопроникновение душ, то люди, проживая свой век бок о бок, обязаны стать единомышленниками. Сплошь и рядом бывает иначе: он и она десятилетиями наслаждаются миром и согласием, не имея никакого родства помыслов.
Знаев хотел полного родства помыслов. Он мечтал, чтобы его подруга разделила с ним все его переживания, устремления и планы…
–
– Ты говорил мне про войну как идею… Объединить народ… Ты - серьезно?
– Нет, конечно, - соврал банкир, в третий раз.
– К слову пришлось, вот и сказал. Я хочу сделать свои деньги, только и всего…
– Хочешь испугать людей войной и заработать на этом?
– Не испугать. Мобилизовать.
– А разве это не одно и то же?
Он хотел что-то возразить. Он всегда возражал, из упрямства, даже если собеседник был на тысячу процентов прав, но сейчас осекся. Вдруг выплыла изнутри и поработила разум крамольная догадка, приговор самому себе: все не так, Сережа, уважаемый толстосум, совсем не так; зря давеча бесновался ты посреди своей стройплощадки, ты вел себя не как рачительный хозяин этой земли, а как маньяк, лелеющий навязчивую идею, как особо опасный авантюрист, влюбленный в себя, и только в себя.
4. Суббота, 23.45 - 00.00
Парень с гитарой - особенный статус.
Ему повезло и со школой, и с одноклассниками. Все пацаны что-то собой представляли. В старших классах все как один усиленно занимались спортом: кто практиковал хоккей, а кто даже и прыжки в воду. Все были на свой лад остроумны. Почти все умели бренчать на шестиструнных (переделанных из семиструнных, однако семиструнная гитара, считающаяся исконно русской, стремительно в те годы сдавала позиции в пользу своей более демократичной испанской подруги; Высоцкий играл на семи струнах, Окуджава - на шести), почти все могли кое-как сбацать «Заходите к нам на огонек» - но Серега Знаев был серьезный чувак, и когда в компании кто-то протягивал ему инструмент, он тратил десять минут только на настройку, - однако после мог, взяв несколько замысловатых аккордов, вернуть гитару владельцу с извинениями: не могу на этом играть, совсем.
Зато забавно было, например, посетить школьный медпункт, чтобы сдать кровь на анализ, и в решающий момент вежливо выдернуть палец левой руки из ладони фельдшера. Доктор, тут мозоль, вы не проткнете. Гитара?
– уважительно уточняла рыхлая женщина в белом халате. Да, гитара. Хорошо играете? Смотря с кем сравнивать…
А девочки с любопытством посматривали. Издалека. Правда, редко.
К сожалению, он плохо пел. И стеснялся. В том числе стеснялся красиво себя подать. Презирал это. В музыкальной школе многие отращивали длинные волосы (какой музыкант без длинных волос?
– вдобавок еще живы были, давно умершие в Америке, докатившиеся до Советского Союза с опозданием на годы, традиции хиппи) и учились закатывать глаза во время исполнения, демонстрируя божественную отрешенность - либо, наоборот, обезьяний рок-н-ролльный драйв, подергивания, вибрации и гримасы; Знаев только усмехался. Всякая показуха, рисовка была ему противна. Если девочек возбуждает показуха - тем хуже для девочек. Играешь музыку - упражняйся в игре. А патлы, цепочки, браслетики, джинсы в обтяжку с туго набитыми карманами, портвейн после репетиций - все это шелуха, скорлупа, обертка.
В общем, парень с гитарой закончил среднюю школу девственником.
Вечерами сидел дома, в своей комнатке с окнами во двор, со стенами, сплошь оклеенными иллюстрациями из журнала «Ровесник», и часами напролет играл. Мрачноватый, очень тощий, очень гордый. Отсутствие внимания
со стороны девочек его не тревожило. Его вообще не тревожило отсутствие внимания со стороны людей. Они придут. Потом. Девочки, мальчики - все. Они придут, тысячами, они встанут внизу, в темноте, в зале, плечом к плечу, а он - будет наверху, на сцене, освещенный разноцветными лучами, сосредоточенно извлекать звуки, приводящие мир в неистовство.Такова была его матрица, так он хотел жить: хладнокровно и сурово играть музыку, полную безумного небесного огня.
Оба армейских года он тщательно обдумывал идею создания собственной команды и приступил, едва вернувшись на гражданку, энергично и последовательно. Для того чтобы исполнять аскетический гитарный рок, наподобие того, что делали, например, «Клэш» или ранние «Роллинги», нужны были всего-то двое: ударник и бас-гитарист, он же - вокал. Сам Знаев петь не собирался, роль фронтмэна заранее предполагал отдать другому талантливому мужику. Талантливых вокруг было предостаточно, но все как один кошмарно бедны. Пришлось искать деньги. Развив бурную деятельность, с миру по нитке в течение года он собрал аппарат, плохонький, но зато свой, собственный. Без особых усилий целеустремленный парень Сергей овладел навыками электрика, звукорежиссера и администратора. Барабанщик и бас-гитарист нашлись быстро, на качество их игры жаловаться не приходилось - со временем он предполагал сменить компаньонов на других, более способных.
Он насадил в коллективе железную дисциплину. Учредил репетиционную базу в собственной комнате. Мама не возражала.
Играли по ресторанам. Вообще-то был хороший год, тысяча девятьсот девяностый. В частности, именно в этом году гитарист потерял невинность с помощью официантки одного из кабаков. Чувиха, на десять лет старше Знаева, обнаружила многие удобные качества, была безотказна, покладиста, снимала комнату с цветным телевизором и взамен любви ничего не требовала; Сергею подчас становилось неловко, выходило, что он банально использует хорошую женщину.
Кстати, она отличалась практичностью, не нуждалась в деньгах и подробно рассказывала, как можно заработать на манипуляциях со сливочным маслом, коньяком и прочими продуктами, постепенно исчезающими из свободной продажи.
Гитарист стал задумываться. В его мире ничего не менялось. Из месяца в месяц те же струны, медиаторы, микрофоны, еженедельно перегорающие усилители и проблемы с сильно пьющим вокалистом - за краем же сцены, среди зрителей, среди жующей и нетрезвой публики происходило нечто любопытное. Более того - чрезвычайно важное.
Этика профессионального музыканта разрешает ему считать себя полубогом: он на сцене, он под взглядами людей, он родит гармонию, он очищает своим искусством души. Знаев с удовольствием считал себя полубогом. Пока однажды его не переубедили.
Отыграв, как надо, программу, поздним вечером, под закрытие, вспотевший и измученный гитарист зашел в туалет умыться и вдруг его оттолкнул от зеркала широкоплечий молодой человек Небритый, в черной коже.
– Двинься, децил, - велел небритый.
Самолюбивый Знаев не все понял, но что-то возразил.
Небритый замер, изумленный не содержанием ответа, а самим фактом, и осведомился:
– Ты кто?
– Музыкант, - с достоинством ответил музыкант.
Небритый выдал враждебную ухмылку.
– Клоун ты, вот кто. Веди себя смирно.
– Не понял.
– Все ты понял. Иди давай. Играй. Развлекай людей.
– Опять не понял, - с нажимом произнес Знаев; он еще не умел правильно конфликтовать с людьми в кожаных куртках.